Ральф снова сделал затяжку, задержал дыхание, затем протянул его мне.
– Я думал, – просипел он, пока я осторожно затягивалась, – какими дебилами мои заказчики должны быть, чтобы имея все, травить себя всякой гадостью. Теперь я знаю.
– Добро пожаловать в Семью! – сказала я. – Ты будешь жить с этой болью вечно, но никуда не уйдешь. Здесь ты хотя бы Избранный.
Герцог лег между нами и попытался заинтересовать собой, но никто из нас не горел желанием чесать его грудь.
– Все те же и Дочка, – сказал третий голос и из-за дерева вышел Филипп. – Помнится, один мой приятель, порвал со мной из-за пары дорожек кокса… А этот запах такой знакомый.
– Что ты здесь делаешь? – рассмеялся Ральф.
– То же, что ты, – Филипп подошел к стене и поискав нужный камень, выдвинул. Потом, с пакетиком в руке осмотрелся и, подкатив ногой толстый обломок ветки, сел на него. – Я тут девственность потерял. Вы не находили?
Меня тоже начинало пробивать на смешочки. И я протянула руку, чтобы взять у Ральфа косяк.
Филипп спокойно раскуривал свой.
– Где твоя невеста? – ласково спросил Ральф. – Прям непривычно видеть тебя свободным, когда на тебе не висит любящая женщина.
– Пошел ты! – Филипп порылся в карманах свободной куртки, достал маленькую бутылку виски и жестом предложил мне. – Маман?
– Герцог опять простынет, – сказала я и встала. – Я пойду.
– Спокойно! – ответил Ральф и вытащил откуда-то из-под камня большой пластиковый пакет и запыленное, но сухое и толстое одеяло. – Мы тут раньше пили пиво с молодым графом, и он пытался меня обнять, а я считал, что это – такая мужская аристократическая дружба. Расслабься, Ви. Что мы можем сделать? Не изнасиловать тебя?
– Вариант, что я просто не хочу вас обоих видеть, ты не рассматриваешь?
– Придется, лапушка. Привыкай. Сейчас закутаем Герцога, выпьем виски и только потом пойдем. Считай, это твой девичник.
Герцог улегся на одеяло, сложив крест-накрест лапы и положил на них голову. Ральф тут же укрыл его сверху и сел на край. Теперь даже речь не было, чтобы забрать собаку. Насупившись, я молча покорилась.
И в самом деле? Что тут могло НЕ произойти?
– Так где твоя баба? – спросил Ральф Филиппа.
– Она не знает про это место, даже если захочет, то не найдет.
Фил глубоко затянулся, выдохнул и сделал глоток. Слишком большой, на глазах выступили слезы. Он сморгнул их, яростно тряхнув головой.
– Черт, как меня это все достало…
– Прими снотворное и ляг в ванну, – посоветовал Ральф, затягиваясь.
– Священник ты так себе.
– Да сколько можно себя жалеть? Сказал тебе, что мы вылезем без нее, мы вылезем!..
– Тебе легко говорить: ты переехал с епископом. А мне куда ехать? Отец меня вычеркнул, мать нашла невесту. Я делаю, что могу.
– Нет, не делаешь! Ты мог бы снять квартиру! Маленькую квартиру.
– Сам сними! – оборвал Филипп.
– Думаешь, я живу в келье-люкс с тремя ванными и гостевой спальней?
– Все это заварилось только из-за тебя.
Ральф стиснул зубы и покачал головой, словно пытался вытряхнуть из нее услышанное.
– Зачем я только снова с тобой связался?
– Вот именно, хороший вопрос. Зачем я связался с тобой?
– Чтобы быть уверенным, он не спит со мной и не спал, – напомнила я. – Ну, собственно, вас только это в жизни и волновало… Вы никогда не думали взять и сойтись открыто? Без баб? Зачем вам, вообще, нужны бабы?
– Для денег, дура, – буркнул Филипп и пальцем постучал себя по виску. – Мы хотим сидеть дома, ходить в салон красоты и заниматься саморазвитием.
Ральф рассмеялся и хохотал до слез, хватая оскаленными зубами воздух. Я тоже давилась смехом. Даже Филипп, в конце концов, рассмеялся. Видно, травка начала действовать.
– Твой идиот-фотограф продал твою задницу в рекламу капроновых чулок.
Я покраснела.
Фото уже неделю висели по всему городу, – задница, прикрытая посередине ступней и слоган: «В какое бы положение не поставила тебя Жизнь, наши колготки всегда помогут тебе сохранить лицо!»
То, что Филипп узнал меня, было невероятно.
Как именно? По заднице? По ступне?
– Я был уверен, что это ты! – воскликнул Ральф и дернулся, чуть не уронив бутылку.
– Иден взбесилась, как черт.
– А Иден-то как узнала?
– Пока я рассматривал, у меня встал и она устроила мне истерику. Сказала, что я извращенец и должен возбуждаться лишь на нее.
Я всхлипнула, отвернулась, стала сморкаться.