Протянул Михаил Николаевич неполный год. Хоронить прилетел Саша. Один, без семьи. Появилась на белом надгробье новая надпись: «Гаврилов Михаил Николаевич. 1904—1983 г.»
Только теперь Поля обнаружила, что Варвара Сергеевна была старше мужа. Это удивило и обрадовало. Поля отметила про себя: значит, и так бывает, кто старше, кто моложе – любовь не считается.
Осталась Поля одна-одинешенька в своей чистой ухоженной квартирке. Работала, как и прежде, уборщицей. Такую работу не трудно найти. На двери почти каждого магазина и учреждения наклеена бумажка: «Требуется уборщица». Выходные дни Поля проводила на кладбище, весной высаживала цветы на могиле Гавриловых, летом ухаживала за ними, красила ограду зеленой краской. Никого более близких у Поли не было. Пошла однажды в центр города навестить старых знакомых в фотосалоне. Салон работал, только обветшала деревянная отделка витрины, да выставлены новые, незнакомые фотографии.
Борис Робертович стал очень похож на отца, такая же бородка клинышком, лохматая шевелюра с проседью. Он воспринял приход Поли как-то настороженно. Наверное, подумал, что она будет денег просить. Говорил с ней мимоходом, вроде бы очень занят своим делом, ходил по салону, что-то искал, перекладывал с места на место, даже ушел в темную комнату, где негативы обрабатывались. Наверх, в квартиру, к жене и детям не пригласил. Поля попрощалась:
– Ну, будьте здоровы, передавайте мой привет вашим…
Было у Поли два заветных дня – Пасха и день рождения. Отмечала она их по-своему, в одиночестве. На Пасху в церковь ходила, куличи, яички крашеные освящала. Дома одна тоже молилась, да чай пила со сладостями. Соседей она не знала. В больших домах иногда живут на одной лестничной площадке много лет рядом и не знают, кто есть кто. Не принято. Тем более что Поля иногда месяцами не появлялась в своем жилье. Второй праздник – день рождения. У Поли был целый свой ритуал. Она доставала из комода и раскладывала на столе многочисленные грамоты, которыми награждали ее в праздничные дни на базе. Особое место в центре стола занимали фотографии Варвары Сергеевны, Михаила Николаевича и Саши. Центрее всех Саша в военной форме. Сбоку лежала фотокарточка Эльзы Карловны. На обороте снимка было написано: «Дорогой Поле с благодарностью. Э.К.З.»
Соседка умерла и была похоронена без участия Поли и Гавриловых. Оказалось, в городе существует землячество немцев, непохожих на тех, которые нападали на нашу землю. Это землячество и похоронило Эльзу Карловну на своем немецком кладбище, которое тоже существовало где-то в городе.
В день рождения, разложив все свои памятные документы, Поля вспоминала обстоятельства, при которых вручали ей грамоты, работников базы, Михаила Николаевича, как все они относились к ней очень по-доброму. Особенно тепло ласкала взглядом фотографии семейства Гавриловых. Вспоминала, как ночами молилась за Сашу вместе с Варварой Сергеевной в дни войны и слова ее: «Видно, Бог услышал мои молитвы, уберег тебя, Сашенька.
Очень глубоко в душе, даже пряча от самой себя эту тайную мысль, Поля сладко надеялась: «Еще неизвестно, чьи мольбы за Сашеньку услышал Господь».
Саша, теперь полковник Александр Михайлович, приезжал иногда осенью, один, без семьи, навестить могилу родителей. Он заезжал за Полей на такси и вез ее на кладбище. Саша покупал у входа цветы, клал их к белой мраморной плите с именами родителей. Потом они долго сидели молча на скамеечке в ограде, которую сделали рабочие кладбища по заказу Саши.
Эти минуты для Поли были счастливейшими в ее жизни. Она находилась в полной сладостной прострации. Близость Саши не только опьяняла ее, но кружила, возносила куда-то ввысь, где она парила, не ощущая ни себя, ничего вообще окружающего. Только состояние невесомости от близости Саши. Она знала, что это за состояние. Но не смела даже в глубине души своей признать, что «это» называется любовью. Понимала, не имеет права об этом даже мечтать. Однако от Поли, видимо, исходили такие пылкие флюиды, что Александр Михайлович ощущал их. Но и он понимал несоизмеримость и несовместимость их положения, делал вид, что ничего не подозревает о чувстве Поли. Он благодарил ее за внимание к праху родителей, давал ей денег, гораздо больше, чем стоили цветы и уход за могилой. А она, не поднимая на него взор, боясь, что глаза выдадут ее окончательно, брала эти деньги механически, не понимая, о чем он говорит и что желает на будущее.