- Мамочка моя, родная, любимая, прости меня за все. Надеюсь, вы с папой обрели друг друга на небесах и там ты такая же счастливая, как я была здесь, на земле, рядом со своим мужем… - было последнее, что произнесла Василина Степановна.
В эти минут было сказано многое и вспомнилось тоже многое. После всего услышанного, мне показалось, что все сказанное этой не молодой женщиной, проникло глубоко под землю и каждое слово достигло своего адресата. А в подтверждение моих ощущений, откуда ни возьмись, налетел сильный ветер и принес с собой пусть не долгий, но такой обильный дождь. Дождь, который стал символом прощения. Дождь, который смывал все, о чем просила милая старушка, стоя на коленях у небольшого бугорка. Дождь, который стала живой водой, исцеляющей от всех ран прошлого. Я, как и Василина Степановна, точно знала, это вместе с ней плачет мать - прощая, понимая, благодаря своего ребенка за то, что она достойно прожила жизнь. Именно мать, послала волшебное омовение, после которого даже я почувствовала неимоверное облегчение и вдохновение.
С кладбища мы возвращались молча. Каждая из нас, думала о своем. Я – о том как быстротечна и непредсказуема наша жизнь. А мысли Василины Степановны мне были не ведомы, но, скорее всего, похожи на мои.
Вновь воспользовавшись навигатором, я готова была нестись прочь с этой красивой снаружи, но гнилой изнутри деревни. Мои мысли уже были в «Калиновке» где этой пожилой женщине не довелось пережить столько ужаса и боли, но на крутом повороте, Василина Степановна меня остановила.
- Наденька, а как же дом Домны?! Прошу, давай остановимся хоть на минутку, а вдруг ее сына увидим. Скажу ему хоть одно ласковое слово, ведь уверена, он в нем нуждается, ведь за всю жизнь, скорее всего, кроме как «дебил» или «дурачок», ничего лучше не слышал. А я-то ведь знаю, как больно могут ранить слова, и как начинаешь со временем ненавидеть весь мир, который жестокого оболгал тебя.
Точно, а я ведь совсем забыла об обещании заглянуть в этот двор.
- Конечно остановимся, вот только как бы не стать ненавистными незваными гостями.
- Наденька, только не говори, что ты поверила в сказки Скарлетт о психическом расстройстве Домниного сына. Он просто платит всем односельчанам той же монетой. Поверь, это так и есть. Я через это проходила. Ненависть и презрение не может породить ничего другого, а если его с детства травили, ясное дело что сейчас, он не без удовольствия может отплатить тем же. Да и фантазия у местных извращенная. Это я тоже знаю.
Не спорю, в словах Василины Степановны была какая-то доля истины, мы даже в университете что-то похожее рассматривали, но откуда этому Юре знать о наших помыслах? Не хочу никого обижать, но ведь дыма без огня не бывает.
- Наденька, если ты опасаешься неожиданного поворота событий, можешь не ходить, - прозорливо взглянув на мою испуганную физиономию, проговорила старушка.
- Нет, просто он ведь не знает, что мы с миром.
- Думаю он поймет это с первого слова или даже взгляда. А еще, я просто обязана рассказать ему правду о его матери. Очень сомневаюсь, что о ней он слышал что-то кроме «проститутка» и «помешенная».
С этими словами я точно не могла поспорить.
- Есть кто живой? – бредя по проторенной тропе поочередно выкрикивали мы, но в ответ – тишина.
- Тук-тук, можно? – Василина Степановна легонько постучала в перекосившуюся до невозможности дверь. – Надо же, даже дверь та самая выжила.
Мы несколько минут заглядывали в грязные окна. Наверное, даже если бы кто-то смотрел с той стороны прямо нам в глаза, мы все равно ничего не заметили бы.
- Ладно. Давай не будем зря время тратить а заглянем во внутрь. Если никого дома не окажется, уйдем ни с чем. Значит не судьба.
Едва ступив в коридор, точнее сени, так как коридор в моем понимании нечто другое, я ощутила принеприятнейший запах старья. Создалось такое впечатление, что со времен второй мировой, здесь никто никогда ничего не менял и не избавлялся от хлама. Шагая все дальше я поняла что так оно и было. Маленькое помещение было просто переполнено солдатскими атрибутами, по странной случайности не сопревшими за все эти годы. Хотя, думается, что вонь царит в этих сенях именно потому, что нижний ряд все же медленно тлеет пораженный плесенью. Но кому до этого есть дело?
Старательно оберегая собственный нюх, я изо всех сил сжимала его, чтобы не допустить проникновения убийственного аромата в легкие.
- Господи, неужто в этом доме кто-то может жить? – услышала я Василину Степановну, которая уже распахнула дверь в следующую комнату и была поражена уже следующим видом. – Ладно в сенях свалка, но ведь в доме…
- Это кто там такой умный? – послышалось с дальней комнаты.
Голос был грубым, но тон не устрашающий, что и сдержало меня от побега.
- Не судите строго мои высказывания, но уж слишком здесь все… все… Знаете кроме – трущоба, язык не повернется назвать ваше жилище по другому. Простите меня, ради Бога, но такова правда. Здесь просто не возможно жить.
Не видя еще самого владельца убитой исторической жилплощади, я с ужасом оглядывалась по сторонам и, признаюсь, было противно до ужаса. Все вокруг ветхое, грязное, практически черное. Печка, которая по идее должна быть белоснежной – чернее самой сажи. Потолок весь в дырах и пятнах от сочившейся воды, а на полу ржавые тазик и пару ведер, ловящие стекающие ручьи недавно прошедшего дождя. Справа, за печкой, голая железная койка с обвисшей и порванной сеткой. Пол глиняный, а те доски, которые когда-то его покрывали, кое-где торчат из стен небольшими огрызками. В левом углу, почти под потолком, прибиты гвоздями несколько пожелтевших до невозможности фотокарточек. Стены все облуплены, а те места, где все еще держалась побелка, можно было смело зачислять к архивам с отпечатками пальцев, которых на грязно-желтых кусках было немерено.
В общем, картина ужасающая. И, скорее всего, меня бы не шокировало это зрелище, подумаешь – заброшенный дом, если бы я не знала, что в нем умудряется жить человек. Но с другой стороны, я ведь у городских бомжей в гостях не бывала, думаю жить у мусорного бака или в коробке из под телевизора не лучшая перспектива. Хотя, не факт.
Я старательно взяла себя в руки, искренне веря собственному убеждению – человек сам кузнец своего счастья. Да, бывают разные ситуации в жизни, но я, наверное, никогда не пойму тех, у кого есть руки, ноги, голова и здоровье, а они выбирают путь в никуда. Да, не всем суждено в этой жизни быть королями, но ведь можно же оставаться хотя бы полноценными людьми. Пусть и с минимальным доходом. Другие ведь как-то живут? Пенсионеры, которых мне безумно жалко – выживают, а здоровые тетки с дядьками по помойкам шарятся. Ну не абсурд?
- А чего мне на вас обижаться. Сам не слепой.
Из комнаты показался не молодой мужчина лет пятидесяти, с длинной черной бородой, а волосы хоть и неаккуратно, но были пострижены. Глаза как две огромные черные дыры, сверкали из под густых бровей. Губ, практически не было видно и, казалось он умеет разговаривать с закрытым ртом. Он был великаном или богатырем сошедшим со страниц давних сказок. Зато одежда была из более близкого прошлого. Галифе и гимнастерка, которые были не просто грязными, а «засмальцованными», как говорится в народе.
- Меня эта разруха ничуть не смущает, все лучше, чем на улице. – Продолжил витязь. – Наверное думаете - «Почему же нельзя в порядок все привести?». Почему нельзя - можно. Да вот только ничего менять не хочу. Кстати, чаю не хотите? Я на чердаке всего лет пять назад самовар обнаружил, так я вам хочу сказать такой чай получается, ммм!