Василина Степановна и Юрий, воодушевленно болтали не жалея ни слез ни смеха. А я все время исполняла роль немого, но безумно благодарного за все, что становилось мне известным в эти минуты, зрителя. Для меня это была самая важная в жизни практическая психология. Медленно, но уверенно я осознавала, что различие между людьми есть, причем не всегда они зависят от воспитания, образования, окружения. Просто есть люди и есть твари. Всего за пару дней я убедилась в том, что жесток не мир в котором мы живем, жестоки сами мы – люди.
Не знаю точно, сколько прошло времени, прежде чем мы вновь оказались в моем комфортном автомобиле с истерически орущим Рыжиком.
- Прости, малыш. Я ведь не думала, что мы задержимся. Беги, прогуляйся минутку, вижу, что уже невтерпеж.
Еще несколько не долгих минут, пока котенок проделывал свои процедуры, Василина Степановна общалась с Юрой, стоя у дома. Когда же малыш сам запрыгнул в машину, моя пассажирка, вооружившись парой баночек презентованного Юрой вареньем и небольшим пакетиком ароматного чая, распрощалась с ним и тоже разместилась в «жуке».
Первую половину пути Василина Степановна восхищенно болтала о Юре. О том как близок он ей по духу. О том, как ей безумно жаль его в пустую прожитой жизни. О том, что он до невозможности похож на свою мать как внешне, так и душой. А еще о том, что сколько живет, столько не перестает удивляться человеческой паскудной натуре. Она то возмущалась, то приходила к выводу что все и всех можно понять. Но когда вновь переплетала свою жизнь и жизнь богатыря Юры, вновь сталкивалась с непониманием и обидой за человеческую жестокость.
Спустя час, может чуть больше, Василина Степановна замолчала. Даже для меня сегодняшний день казался безумно тяжелом и чрезмерно насыщенным, что уж говорить о восьмидесяти шести летней старушке. Прижав к груди моего Рыжика, женщина сладко задремала под его мелодичное мурлыкание.
По дороге в Калиновку я останавливалась лишь раз, чтобы покушать, перевести дух и, конечно же, сходить на право. Но даже тогда, Василина Степановна не проснулась, видно слишком много энергии потратила эта открытая и чуткая дама.
Спустя какое-то время по правую руку я увидела дорожный указатель свидетельствовавший о том, что пункт нашего назначения находится от нас всего в двух километрах и мне все же пришлось потревожить свою «спящую красавицу».
Женщина практически сразу пришла в себя и настаивала на остановке, чтобы привести себя в порядок. Ей так хотелось выглядеть безупречно в деревне, где никогда не было столько злых и завистливых людей. В деревне с которой связаны все ее самые теплые воспоминания. В Калиновке, в отличии от предыдущего пристанища, у нее было больше шансов встретить кого-то знакомого и близкого. А как истинная дама, она просто не могла позволить себе плохо выглядеть.
- Вот так-то лучше. – Смотрясь в миниатюрное кругленькое зеркальце и завершая красить губы, проговорила моя пассажирка. – Теперь можно и с подругами закадычными встретиться, если конечно Бог даст.
Калиновка тоже оказалась довольно живописным селом с приличным населением. Таких богатых домов как в Гарбузине, я не заметила, но то, что и не было среди кирпичных опрятных домиков и таких, как Домнина трущоба - факт.
Василина Степановна уже привычно управляла мной, лучше любого навигатора, а Рыжик в предвкушении свободы сходил с ума, прыгая на окна и точа ногти о сиденья.
Когда очаровательная деревенская церковь осталась у нас за спинами, Василина Степановна скомандовала остановиться у седьмого по счету дома с желтыми ставнями.
- Вот, Наденька, именно в этом доме мы с Юрочкой были счастливы целых десять лет. – С горечью в голосе прошептала старушка. – Здесь появились на свет наши детки. Здесь я познала счастье быть любимой и желанной женщиной. Именно под крышами этого дома крепло то, что мы пронесли через всю нашу не всегда легкую жизнь. Господи, а ведь дом остался именно таким, каким мы его покинули. Разве выкрашен свежо.
Выйдя из машины, я первым делом «освободила» из железных оков Рыжика, а затем помогла покинуть «жука» и уставшей от путешествий женщине.
- Видишь, дом обшит досками? Он из натурального дерева и деревом обделан. Это Юрочка мой так решил сделать, а затем выкрасил дом во все цвета радуги. Приговаривая – «Вся наша жизнь будет такой же красочной и яркой, так зачем сливаться с серой массой». А Богданчик с Маруськой от восторга чуть с ума не посходили, да все хвастались перед ровесниками несказанной красотой своего жилища, не похожего ни на один из деревенских хижин. Жаль, что сейчас дом просто зеленый с элементами желтого. Скучно и обыденно. А вон там, - Василина Степановна повернулась в строну уходящей вдаль улицы, - видишь лес? В нем мы всегда находили самые большие поляны с грибами и ягодами. А еще, часто занимались любовью, вдоволь насытившись земляникой, переходили к совершенно иным насыщениям. А вон там, в конце улицы, отрезок дороги уходит влево и ведет к бывшим нашим паям, на которых я пропадала вместе с детьми с утра до ночи. А в нашем домашнем огороде, особенно когда вырастала свекла, мы любили покувыркаться в ее листве. А для того, чтобы оставаться незамеченными, я в момент посевной специально вокруг приличного куска с буряками засаживала все кукурузой. Ох, Наденька, знали бы вы, сколько страстных часов было проведено в огороде этого дома…
Я взглянула на старушку, которая с блеском в глазах огорченно вздыхала за прошедшими, полными счастья и любви днями. А затем и сама выпустила грустный вздох. В моем возрасте Василина Степановна познала практически все женские радости, и материнство, и искреннюю любовь, и небывалую страсть… А что я? У меня даже секса толкового ни разу в жизни не было, о материнстве я вообще молчу, а в то, что когда либо мне посчастливится встретить сводящую с ума любовь, я вообще сомневаюсь.
- Дааа, могу только представить, как хорошо вам здесь было. Знаете, мне кажется здесь даже воздух слаще чем в Гарбузине. В самом воздух витают совершенно другие флюиды.
- Да, Наденька, здесь не болото, а родник, из которого мы вдоволь испили. В свое время.
Взяв под руку Василину Степановну, мы вместе побрели по практически пустынной улице. Старушка и дальше продолжала делиться воспоминаниями, а я внимательно вслушивалась и пыталась все представить.
- О, у дома Рогожиных ровесница моя на скамейке загорает. Не уж-то, Зинка? – встрепенулась Василина Степановна, завидя одиноко сидевшую у симпатичного дома старушку.
Мы не спеша приближались к этой бабуле, но Василина Степановна не торопилась бросаться с распростертыми объятиями к бабуле, которая аккуратно выводила что-то на земле своей палкой. Но когда сравнялись с этим домом, моя бабулька не выдержала:
- Зинка, ты, что ли?
Уронившая, от удивления и неожиданности, свою «кисть», ссохшаяся бабуля обратила к нам свой взгляд. Задумчиво и продолжительно, она сверлила глазами мою Василину Степановну, а потом выпалила:
- Господи, Васька, ты ли это?!
Со слезами на глазах, а вскоре и на щеках, две совершенно не похожие друг на друга старушки утонули в объятиях друг друга. Заботливо утирая влагу с сидящего напротив лица, бабульки просто утонули в воспоминаниях, а мне, уже не впервые за нашу поездку, показалось что я третья нога.
В этот раз мне не хотелось быть немой свидетельницей, мне хотелось оставить двух давних подруг наедине. Это не был случай отчаяния, как на кладбище. Это не была откровенная беседа, с пугающим незнакомцем. Это были веселые воспоминания молодости, от которых, казалось, обе старушки помолодели на десятки лет.