Копытов обмяк душой - врач не смеялся. "Вот же умница", - умилился Сергей Иванович и стал исповедоваться. Вещал он долго, часто возбуждался, пытался соскочить с лежанки, один раз даже завыл в полную силу - кажется, свою любимую восьмую, лунную. Но за окном разлаялись выгульные собаки, расшумелись их владельцы, и Копытову пришлось прерваться. Перейдя на шепот, директор фирмы закончил свою печальную повесть, показал шрам на плече, колечко на пальце и умолк, печально поедая глазами экстрасенса. Гипнолог беззвучно жевал губами, задумчиво косился на окно. За окном тополиным пухом метелил июнь, у горизонта собиралась гроза.
- Что делать? - задал Копытов врачу великий русский вопрос и заплакал. Николай Петрович промакнул ему глаза марлевой салфеткой, ласково положил руку на плечо.
- Сейчас, прямо сейчас - ничего особого делать не будем. Надо подумать, экстрасенс подошел к столу, достал из выдвижного ящика пухлую папку. Николай Петрович разложил на столешнице ворох мелко исписанных листов, цветных диаграмм и углубился в чтение. Сергей Иванович перевернулся на живот и с надеждой стал взирать на писчебумажный завал: документациям Копытов верил, самому cколько бумаг приходилось составлять!
- Так, ясно, - Звягин хлопнул ладонью по бумагам, - вот теперь и начнем.
- Брюки снимать? - расстегивая ремень, деловито спросил Копытов.
- Это зачем? - поразился врач.
- Укол делать, - уверенно решил Сергей Иванович, - как же без уколов-то? Положено.
- Ни-ни, - гипнолог погрозил пальцем, - у меня - без уколов.
Копытов пожал плечами, затянул брючный ремень и опять лег на кушетку. Врач сел на прежнее место, помолчал.
- Вы, господин Копытов, слышали что-нибудь о реинкарнации, последовательном переселении душ? - мягко осведомился Николай Петрович.
- Что за поповщина! - возмутился Сергеи Иванович. - Жизнь, она одна, и надо прожить ее так ,чтобы...
- Знаю, читал, - остановил его врач, - однако парапсихологический опыт многих исследователей показывает, что этих жизней можно прожить не одну, и даже не три. Просто мы их не помним. Впрочем, это уже вопрос скорее религии и философии. Мне же нужно только одно - практическое использование такого опыта. Сейчас, милейший Сергей Иванович, я погружу вас в гипнотическое состояние, транс, и мы осторожно пойдем назад, через все ваши предыдущие реалии, к самым истокам.
- Зачем? - полюбопытствовал Копытов. Ему самому вдруг стало интересно.
- Там узнаете, зачем, - уклончиво ответил гипнолог. Он положил левую ладонь на лоб пациента, правой быстро провел перед глазами Копытова. Тот моргнул от неожиданности.
- Спать! - натужно сказал Николай Петрович. И Копытова не стало. Ну не совсем, конечно, - кусочек его сознания с интересом наблюдал за появлением странных картинок, не понимая их.
...Колдун сидел нечесаный, грустный, искоса поглядывал на монашку.
- А как же твоя религия? Она же меня не признает, дева. Как тут быть-то?
- Ой, дедушка, помоги, - голос монашки срывался. Она то бледнела, то краснела, - помоги, ради бога. Не могу я больше волчицей выть, бьют меня сестры, ох и бьют!
- Ладно, - колдун налил в кружку коричневой жидкости, - посмотрим сейчас, кем ты там раньше была-то. Пей, говорю!..
...Ну вот все было у чукчи Эенко: чум был, жена была. Олени, однако, были. Винтовка была. Водку в факторию завозили часто. Что еще надо охотнику? Живи и радуйся. Ан нет - ни с того, ни с сего то и дело великая напасть с Эенко случалась: выть ему хотелось по волчьи! Спасу нет, как хотелось. Свои же собаки однажды из-за этого вытья чуть не разорвали.
Пошел Эенко к шаману.
- Худо, однако - умно сказал ему шаман. - Камлать, понимаешь, надо. Может, до смерти. Снежный волк в тебе сидит! Буду выгонять.
Часа два шаман колотил в бубен, плясал и пел, мухоморными да поганочными отварами больного пользовал. И добился своего - ушел Снежный волк! Но и Эенко помер. Однако.
...Голодная волчица лежала на холме и смотрела на желтую луну. Давно уже никто не приходил на ее зов, давно она не танцевала в брачном танце. Холодный ветер дыбил на ней шерсть, пустой ветер, без запаха еды. И от лютой тоски, от черной глубокой печали подняла она морду и завыла, жалуясь небесному кругляку на постылую свою жизнь.
- ...проснуться, - услышал Копытов и проснулся. Он недоуменно посмотрел на толстяка в белом халате, сел и потрусил головой. В голове ощутимо гудело.
- Э, я вспомнил! - обрадовался Сергей Иванович. - Вы - врач, а я... Кто же я? Монашка? Чукча? Волчица? - задумался Копытов.
- В данный момент - Копытов, - подсказал гипнолог и подмигнул:
- Теперь вам ясно, в чем дело, почему воете-то?
- Да вроде ясно, - уныло ответил Сергей Иванович, - ну и что?
- Понять - значит победить, - убежденно сказал Николай Петрович, поверьте, теперь вам будет гораздо легче. И мне - вас лечить. Еще пара терапевтических сеансов - без таких глубоких погружений, естественно, - и вы будете здоровы.
- Правда? - не поверил Копытов.
- Правда, - кивнул врач. За окном громыхнуло, запахло озоном. Начиналась гроза.
- Мне пора, - засобирался Сергей Иванович, - я без зонтика. Значит, до встречи?
- Обязательно, - улыбнулся экстрасенс, - я позвоню вам. Обязательно.
Копытов, радостно ухмыляясь, расшаркался и бегом припустил из кабинета по коридору, вниз по лестнице.
Гроза разгулялась. Дождь лупил по оконному стеклу, молния серебрила листву. Николай Петрович осторожно закрыл дверь, защелкнул замок и подошел к стене напротив окна - побелка на стене в этом месте вытерлась до штукатурки. Медленно, как во сне, Звягин встал по стойке "смирно", прислонился к стене, развел руки до уровня плеч, склонил набок голову. И застыл в этой трудной позе.
На ладонях у него выступили кровавые стигмы, на лбу проступили царапины.
У Николая Петровича была своя беда - грозу он мог переносить только в таком положении. И потому он опасался заглядывать в свои предыдущие жизни. Очень опасался.
А вдруг?..