— Облегчение? Свободу? Радость? — перечисляет Уилл, загибая пальцы, а следом коронное пожатие плечами — знак отрицания. Уилл смотрит психотерапевту прямо в глаза, чтобы тот не заметил дрожащих пальцев рук. — Скажите, доктор Скотт, что я должен чувствовать?
— Может, печаль или злость?
Уилл хмыкает и разрывает зрительный контакт. Показ окончен. Доктору Скотту вновь закрыли вход на эту территорию чужой души, потому что ответы его были неверны.
— Это говорит лишь о том, насколько сильно вы ошибались в моих чувствах, — сообщает Уилл и достает из своего рюкзака очки, надевает и тем самым отгораживается от происходящего.
Доктор Скотт качает головой несколько раз, задумываясь над ситуацией. Кабинет опять погружается в молчание. Слишком рано спрашивать о Ганнибале подробности, это может спровоцировать Уилла к тому, чтобы доказать, что Ганнибал для него ничего не значит. Сейчас Уилл настолько поглощен обороной этой темы, что у доктора Скотта, наконец, появилась возможность зайти с иного фланга.
— Давай вернемся к разводу твоих родителей, — предлагает доктор Скотт, и Уилл чуть расслабляется и мрачнеет. — Ты долго избегал эту тему, но мне кажется, мы готовы ее обсудить. Как они сообщили тебе о нем?
Уилл щелкает языком, отводя взгляд куда-то в сторону и пожимает плечами, скрестив руки на груди:
— Просто мама собрала вещи и сказала мне позаботиться об отце, — Уилл замечает, что доктору Скотту недостаточно данного объяснения и прежде, чем тот начинает уточнять, Уилл добавляет: — Она объяснила все достаточно скупо: «Мы больше не можем жить вместе, так будет лучше для всех». И ушла.
— А твой отец?
Уилл улыбается с грустью и качает головой. Он переводит взгляд на свой рюкзак, где лежит его телефон, и у доктора Скотта появляется ощущение, что он сейчас совсем не тот человек, с которым бы Уиллу хотелось поговорить. Уилл возвращает свое внимание доктору.
— Моего папу очень расстроила это ситуация. Он действительно любил маму.
Доктор Скотт медленно кивает. Такое часто случается в семейных парах, когда чувства одного угасают куда раньше, чем чувства другого, из-за слепоты партнера в отношениях.
— Он сказал тебе что-нибудь по поводу развода? — спрашивает доктор Скотт, а Уилл лишь скептично смотрит в ответ, словно это самый глупый вопрос.
— Это было ни к чему, — все же выдает Уилл чуть погодя. — Мне уже не 5 лет, люди постоянно расстаются.
— Тебе уже не 5 лет, но после этого ты решился на довольно отчаянный шаг, Уилл, — доктор Скотт дает себе право напомнить Уиллу о том, что его любовные похождения начались именно в тот момент.
— Я давно это планировал, — фыркает Уилл и разваливается поудобнее на диване, откидывая руки на ворсистую спинку — всем своим видом Уилл демонстрирует показную уверенность.
— Правда?
— Это ведь должно было случиться когда-нибудь, — кидает Уилл как бы невзначай, почти насмешливо-равнодушно.
— Когда-нибудь непременно, но не на той неделе, когда расстались твои родители, — жестче нажимает доктор Скотт, и образ Уилла ломается. Движения становятся скованными, а улыбка натянутой, будто ее пришили, и кожа порвется, если Уилл перестанет улыбаться.
В глазах появляется острый безжизненный блеск, и доктору Скотту на какой-то момент становится не по себе.
— Что вы хотите от меня услышать? — прямо спрашивает Уилл с преувеличенной радостью в голосе.
Доктор Скотт сглатывает так, чтобы Уилл этого не заметил, смотрит на него уверенно и строго, как подобает профессионалу в своем деле. Затем почти заставляет себя расслабиться и вернуть себе контроль. Ведь это он ведет здесь, не так ли?
— То, что ты хочешь мне рассказать, — медленно и внятно произносит доктор Скотт с доброжелательно полуулыбкой.
Уилл со скепсисом смотрит на перемену в своем психотерапевте, решает что-то своё в голове и все же отвечает:
— Я не считаю себя мерзким, — тяжело смотрит в глаза доктору Скотту, наконец отсекая всю лишнюю информацию о себе, на которой строились теории психотерапевта. — И глупым себя не считаю.
— Ты не глуп, Уилл, точно нет, — покачивает головой доктор Скотт в знак согласия. Он до странного благодарен своему пациенту за то, что тот наконец-то открылся ему.
В кабинете замирает тишина, в которую они оба думают о чем-то своем. Доктор — о каверзах психотерапии, Уилл — об отсутствующих звонках. Оба в неведение мыслей друг друга. Первым в реальность возвращается доктор Скотт:
— Ты упоминал раньше, что твой папа больше не так сильно скучает. Это так?
Уилл кивает.
— Он вышел вчера на работу, — поясняет Уилл, полностью возвращаясь к разговору.
— Ты не говорил, что он не ходит на работу…
Внезапно картина резко меняется. И спокойный, немного меланхоличный Джон Грэм, который когда-то привел сына на первый сеанс, теперь предстает совсем в ином образе. Удивительно, что ему хватило внимания к тому, что происходит с сыном или же кто-то открыл ему глаза? Доктор Скотт пытается представить жизнь Уилла в последние полгода. Довольно несложно вообразить, что сделал бы ребенок, на которого оставили обязанности заботиться о ком-то в столь кризисный период как в жизни, так и в личности.
Уилл начинает смущаться и пожимает плечами, привычно теребит серебряный браслет на запястье. Нервничает.
— Что он делал все это время, Уилл? — осторожно интересуется доктор Скотт, боясь спугнуть это настроение откровенности.
— Отдыхал. Развод его измотал, — теперь оправданию подлежит и отец Уилла. Доктору Скотту становится жаль Уилла, что в груди все сжимается. — Разве вам иногда не хочется отдохнуть?
— Уилл, прошло более полугода, — мягко подчеркивает доктор Скотт.
Уилл хмурится. Руки его перетягивают рюкзак так, что тот оказывается у него на коленях, становясь щитом от правды психотерапевта. Уилл пытается улыбнуться, но выходит не слишком правдоподобно.
— С людьми и не такое случается, — слегка качает своими кудрями Уилл.
Очередное заученное оправдание, но как можно винить в этом Уилла? Ему, может, и не 6 лет, но к такой ответственности он явно был не готов.
— На какие средства вы живете? — беспокоясь, спрашивает доктор Скотт.
Уилл кривится в усмешке и дерзит:
— Не бойтесь, доктор Скотт, я не торгую собой.
От озабоченности во взгляде психотерапевта Уиллу явно становится не по себе. Он молчит какие-то секунды, чтобы удерживать крупицы своего контроля, а затем поясняет так, будто это самая обычная вещь на свете:
— У нас есть сбережения. Не беспокойтесь, не всем светит Гарвард.
Доктор Скотт потирает пальцами подбородок, разбирая ситуацию по кусочкам. Выходит, что Уилл не думает о будущем не потому, что относится к себе с неприязнью, а лишь потому, что теперь для него это, вероятно, почти невозможно, ведь все его будущее растрачено на настоящее. Проще отказаться разом, чем иметь надежду. Интересно, что же на самом деле испытывает Уилл, когда все вокруг только и говорят о том, что будет дальше.
— Вы живете на твои деньги для колледжа?
— Они не мои, — отмахивается Уилл. Он уже раздражен, видя, что во всех его словах доктор Скотт видит какой-то подтекст. — И уже все в порядке. Он вышел на работу. Хотите и его обвинить в моем ненасытном либидо?!
— Нет, но, возможно, твоему папе тоже нужна помощь?
— Ему достаточно меня, мы преодолели этот кризис, — подчеркивает Уилл. Конечно же, ему импонирует отчасти его роль защитника отца, но он не осознает, насколько на самом деле она его изматывает. Тонко чувствующий Уилл ломается под напором обстоятельств.
— И ты ухаживал за ним все это время, ходил в магазин, готовил, убирал, заставлял его мыться, возможно, даже отбирал у него выпивку, — кивает на это доктор Скотт, на что Уилл бледнеет. Он не первый и не последний ребенок, проходящий через кризис родителя в разводе.
— Мы преодолели кризис, — чеканит Уилл и поджимает губы. Он все еще бледен, но щеки чуть алеют. Доктор Скотт замечает краем глаза, как Уилл сжал ладони в кулаки. Уиллу невыносимо легкое осуждение со стороны психотерапевта, которое сложно скрыть.