Себастьян вошел в спальню, когда она уже была под одеялом и выключила свет. Он был лишь темным силуэтом, двигавшимся в комнате. Странное чувство. Она должна была ощущать угрозу, но вместо этого он навевал мысли о темном ангеле-хранителе, который всюду следовал за ней и оберегал, несмотря ни на что. Он пах можжевельниковым мылом, свежим и хвойным ароматом, и Николетт невольно улыбнулась.
— Все хорошо? — тихо спросил Себастьян, и она вздохнула.
— Да… да, все хорошо.
Он промолчал, но явно испытывал облегчение, забравшись рядом с ней под одеяло. Он разделся до боксеров, и в прохладной комнате с кондиционером Николетт невольно потянулась к его теплу. При первом прикосновении он издал тихий звук, но потом устроился рядом, как будто они годами спали вместе. Ее тело идеально подходило под изгибы его тела. Ее спина прижималась к его груди, голова устроилась под подбородком. Тяжелая мускулистая рука опустилась на ее бедро, и Николетт потянулась, чтобы сжать его ладонь.
Постепенно их дыхания выровнялись. Ее убаюкивали его глубокие и ровные вдохи и выдохи, и она сама едва не заснула. Николетт настолько расслабилась и успокоилась, что слова слетели с ее губ практически неосознанно.
— Мы можем остаться так навечно? — пробормотала она, и даже в полусонном состоянии осознала, что Себастьян позади нее застыл абсолютно неподвижно.
— Можем, — прошептал он спустя долгое мгновение. — Не могу представить ничего лучше.
Однако Николетт провалилась в сон, и ответом стало лишь тихое невинное дыхание.
Глава 17
Николетт проснулась в пустой кровати от запаха бекона, скворчащего на сковородке. Она последовала за запахом на кухню, где обнаружила Себастьяна, одетого в угольно-серую рубашку, черные слаксы и абсолютно не подходящий к этому наряду фартук. Он вилкой перекладывал бекон на тарелку, на которой уже лежали яйца, и поднял взгляд, заметив ее.
— Знаю, это не настолько вкусно, как еда с фестиваля, но тебе нужны протеины. Ешь, и можно выдвигаться.
Николетт уселась на стул возле стола и принялась жевать полоску бекона, наблюдая, как Себастьян окунает пустую посуду в раковину, полную мыльной воды.
— Все-таки я тебя не понимаю, — сказала она наконец.
Он подошел к столу, неся для себя полную тарелку бекона.
— Что тут понимать?
— Я — твое задание, — сказала Николетт и кивнула, когда он вздрогнул. — Значит, ты должен доставить меня куда надо. Я и прежде встречала мужчин Корпуса. Они, эм… обычно доводят дело до конца.
Себастьян выдавил вялую улыбку.
— Для нас это вопрос гордости. Я служу Корпусу почти всю свою жизнь — а это значит, что я занимаюсь этим почти четыре сотни лет. И за все это время ты будешь первой миссией, которую я закрыл без требуемого финала.
— Почему?
— Потому что ты заслуживаешь большего, чем быть доставленной как приз. Ты годами выживала в одиночку. Со стороны твоего бывшего учителя неправильно было бить тебя, но так же неправильно с моей стороны будет лишать тебя свободы.
— Так почему просто не уехать домой?
Лицо Себастьяна помрачнело.
— Для того, кто так боится Корпуса, ты плохо нас знаешь. Мы созданы для того, чтобы защищать таких, как ты. Неважно, сколько времени мужчина провел с Корпусом и до какого ранга дослужился, первый приказ, которому он следует — защищать ведьму, оказавшуюся на его попечении. Сейчас для меня это ты. Я не могу защитить тебя, доставив в другое место, но черт подери, я хочу дать тебе необходимые инструменты, чтобы ты сумела защитить тебя там, где я не могу, — что-то в голосе Себастьяна надломилось на последнем слове, но потом он вновь надел свою маску. — Доедай и одевайся. Сегодня я выведу тебя на улицы. Мы многое успеем охватить, если начнем немедля.
Доев последнюю полоску бекона, Себастьян встал и стянул с себя фартук, повесив его, прежде чем выйти с кухни.
Николетт проводила его взглядом, пребывая в смешанных чувствах. Она покачала головой, отбрасывая лишние эмоции. Слишком многое стоит на кону, чтобы она могла позволить себе поддаться этим чувствам. Она нуждалась в том, что он мог ей дать, и она не могла позволить смятению влиять на происходящее.
После того как они по отдельности приняли душ, Себастьян отправил ее искать одежду в шкафу. Она поначалу запротестовала, что ее джинсы и футболка нормально подойдут, но потом открыла дверцу шкафа. Видимо, Корпус предпочитал держать убежище наготове для прибытия кого угодно, включая и женщин. Некоторая одежда была слишком велика, некоторая слишком мала, но в итоге она вытащила из глубин шкафа зеленое льняное платье без рукавов. Оно было невесомым, с широкой юбкой, закручивавшейся вокруг ее бледных ног, и она нашла подходящую пару сандалий.
Выйдя из спальни, Николетт с удовлетворением отметила, что глаза Себастьяна на мгновение расширились.
— Хорошее, да? — спросила она с игривой улыбкой.
— Не то слово, — ответил Себастьян с широкой улыбкой, которая быстро погасла. — Ладно, пошли. Нам предстоит работа.
К удивлению Николетт, он отвез их прямиком на Бостонскую набережную. Посреди лета это оживленное место собрало туристов, продавцов и всевозможных местных жителей, наслаждавшихся видами.
— Я думала, мы будем тренироваться, а не ходить по магазинам.
— Мой наставник говорил мне, что работа лучше всего делается в полевых условиях, и учитывая, что его дар немного походит на твой, думаю, к тебе это тоже относится.
Себастьян купил кулек жареного миндаля в сахаре и нашел безопасную лавочку неподалеку от тротуара. Когда Николетт устроилась у него под боком, таская засахаренные орешки из теплого бумажного кулька, они выглядели как счастливая парочка, решившая погреться на солнышке.
— Ты говорила, что можешь читать ауры, если сосредоточишься, но скорее всего ты можешь также искать конкретные эмоции в толпе. Это может быть полезным, если находишься в группе людей и хочешь почувствовать, кто по каким-то причинам настроен агрессивно.
— Что мне нужно искать? — тихо спросила Николетт.
— Этого я тебе сказать не могу. Мой наставник говорил, что у каждого это происходит по-разному. У каждого своя манера чувствовать ауры, и то, что ты видишь красным, он может видеть зеленым. Я знаю одну ведьму из Калифорнии, которая слышит ауры как музыку, а не видит их цвета.
Николетт прикусила губу. Она никогда не заморачивалась классификацией цветов, которые она видела в аурах. Куда важнее были ощущения, которые у нее вызывали эти чувства. Она решила поискать людей, которые казались ей красными, и позволила взгляду просканировать толпу. Но вместо того, чтобы вычленять людей, казавшихся красными, она то и дело сосредотачивалась на одном человеке и переходила к следующему. Никто из них не казался в достаточной степени красным, а когда она присмотрелась повнимательнее, стало очень сложно определить, что же она чувствует. Чем сильнее она старалась, тем сильнее начинала нервничать. Себастьян ждал, пока она разберется, а она не справилась. В ней всколыхнулся старый страх. Он сдавил горло, заставляя задыхаться.
Как будто почувствовав ее расстройство, Себастьян ласково положил ладонь на ее плечо.
— Не загоняй себя в состояние стресса. Слушай, попробуй что-нибудь другое. Расскажи мне какое-нибудь хорошее воспоминание.
Первым делом на ум пришло то, как Себастьян выиграл для нее кулон, как уложил ее в поле и целовал так, будто весь мир может рухнуть, если он не будет целовать ее. Кулон лежал в ее трейлере, надежно спрятанный в ящике с нижним бельем, и она никогда не забудет поцелуй. Николетт покраснела и попыталась вспомнить что-то другое.
— Эм, в четвертом классе я выиграла школьный конкурс на знание орфографии.