— Думаю, если сегодняшняя ночь — это все, что у нас есть, я хочу это растянуть. Я хочу получить как можно больше тебя, я хочу пробовать тебя на вкус, лизать и кусать. Заставить тебя чувствовать все, что только можно. Насладиться тобой и позволить тебе насладиться мной.
Николетт пыталась отреагировать на это и выдать ответ, но не могла. Вышел лишь протяжный низкий стон. Часть ее, та часть, которая так долго находилась в бегах и выдержала это лишь потому, что была умнее, сильнее и попросту быстрее преследовавших ее людей, хотела сопротивляться. Это казалось слишком рискованным, слишком пугающим, да попросту слишком. В этом мужчине было нечто изумительное, что заставляло ее желать того, что он предлагал, и в конце концов сопротивляться было невозможно.
Завтра она вновь начнет прятаться. Завтра она вновь станет всего лишь очередным лицом в толпе, наделенным удобным трюком читать ауры и определять угрозу и обман. Сегодня она будет именно той, кем была когда-то.
— Обладай мной, — прошептала Николетт. — Возьми меня.
Это все, что нужно было услышать Себастьяну, и его рот обрушился на ее губы. Поцелуй заблокировал весь мир. Он поглотил их обоих, и по ее венам полилось чистое пламя. Он целовал ее так, будто они будут только целоваться, и возможно, в какую-то другую ночь этого было бы достаточно.
Николетт схватила низ футболки Себастьяна, стягивая ее через голову. Когда он оказался обнажен, она одобрительно замурлыкала, проводя руками по его мускулистым бокам. Она чувствовала шрамы на его теле, много шрамов, и хоть эта мысль отложилась в голове, Николетт отбросила ее в сторону.
— Прекрасный мужчина, — промурлыкала она, и Себастьян улыбнулся в ответ.
Когда ее рука скользнула ниже, чтобы сжать увеличивающуюся выпуклость в его джинсах, смех превратился в стон.
— Дай мне посмотреть на тебя, — прошептал Себастьян.
С полуулыбкой Николетт стянула футболку через голову. В лунном свете ее кожа казалась бледной, как молоко. Его голодный взгляд пожирал ее стройную фигуру, упивался плавными линиями грудей и худобой ее тела. Как почитатель перед богиней, Себастьян склонил голову, и в один шокирующий момент Николетт подумала, что он собрался ее укусить. Но вместо этого его рот оказался нежным как перышко, губы поглаживали напряженные соски, сначала один, потом другой. Она вздохнула и захныкала, когда он поддразнил розовую вершинку кончиком языка.
Ее руки на его плечах напряглись, и Николетт попыталась привлечь его ближе.
— Ты хочешь меня, я же вижу, — прошептала она.
— И именно этого я от тебя хочу, — пробормотал Себастьян, уткнувшись носом в нежный изгиб ее груди. — Я хочу, чтобы ты вздыхала и жалобно хныкала, и может быть, немного стонала.
Этот мужчина собирался прикончить ее одними словами, и Николетт осознала, что хотела лишь этого. Как будто почувствовав ее спешку, Себастьян принялся ласкать ее ртом решительнее и голоднее. Он проложил дорожку по ее щекотливому плоскому животику, а потом сильные уверенные руки расстегнули ее шорты. Себастьян стянул их по ее ногам, помедлив, чтобы снять и сандалии, а после она оказалась абсолютно обнаженной перед ним и ночным небом.
Себастьян погладил ладонью вьющиеся темные волосы между ее ног и заурчал с чисто мужским удовлетворением. Николетт задвигала бедрами под его легким прикосновением. Затем самые кончики его пальцем принялись поглаживать ее щелку, делая ее еще более разгоряченной и влажной с каждым движением. Она думала, что теперь он ее раскроет, но его прикосновения оставались до безумия невесомыми. Она даже не осознавала, что жалобно хнычет, пока во рту не пересохло. Она не осознавала, что ее бедра двигаются и подаются навстречу, пока он не остановил ее.
— Ты хочешь меня? — пробормотал Себастьян, и в этом вопросе было нечто большее, нежели простая нужда и желание.
— Хочу, — пробормотала Николетт.
Завтрашний день сам о себе позаботится.
Он проник одним пальцем в ее теплоту, проверяя, насколько она увлажнилась, и зашипел от удовольствия, почувствовав это. Он распределил влагу по ее клитору, кружа вокруг него с тщательной заботой, и дрожь наслаждения пробежала по всему ее телу.
— Ты… ты…
Николетт не могла закончить мысль. Сейчас он казался неумолимым, его прикосновения стали более решительными, более требовательными. Ее руки крепче стиснули его плечи. Она осознавала, что оставляет следы, но ей было попросту плевать. Он вытягивал из нее удовольствие как воду из сухой земли, и она хотела отдать ему все.
Когда наступил оргазм, он ударил по ней как откровение. Ее тело никогда не раскрывалось так перед другим человеком. Никто не заставлял ее тело так петь, так напрягаться. Она выгнулась под его уверенными прикосновениями и запрокинула голову, кончая и крича от наслаждения, которое он ей дарил.
Когда Николетт вернулась в свое тело, Себастьян прижимал ее к себе. Она чувствовала его улыбку, как чувствовала и набухшую длину, прижимавшуюся к ее бедру.
— Ты еще не… — пробормотала она, и он покачал головой.
— Мне сначала хотелось посмотреть на тебя, — сказал он, запечатлевая нежный поцелуй на ее лбу.
Ее тело сделалось теплым и мягким, в движениях определенно присутствовала дремота, но все равно ощущалась какая-то нужда.
— Возьми меня, — прошептала Николетт, и на сей раз не осталось никаких сомнений.
Себастьян разделся за доли секунды, и вот он уже нависал над ней подобно шторму. Она протянула руку между их телами, чтобы оценить его длину, и его размер и толщина заставили ее конвульсивно содрогнуться. Себастьян задрожал от ее прикосновения, а потом раздвинул коленом ее бедра, заставляя ее раскрыться и трепетать от желания.
На мгновение он сел, и Николетт с благодарностью наблюдала, как он раскатывает презерватив по своей длине. Но он ни на секунду не отводил от нее взгляда, и когда он вновь опустился на колени, она знала, что никогда и ничего не хотела так, как этого мужчину внутри себя.
На долю секунды Николетт испугалась, что будет слишком чувствительной, чтобы продолжать, но потом головка его мужественности потерлась о ее складочки, дразня и как будто спрашивая, и она застонала, разводя ноги еще шире.
— Ты готова? — прошептал Себастьян, и когда он кивнула, это стало единственным разрешением, в котором он нуждался.
Он ворвался в нее, заставляя Николетт громко застонать и вцепиться в него. Он растягивал ее, раскрывал ее, и она хотела и желала этого. Она жаждала его гордой горячей плоти внутри себя, и проникнув в нее всей своей длиной, Себастьян помедлил.
— Я… хочу тебя, — прошептал он с острым отчаянием в голосе. — И я хочу тебя жестко.
Это должно было напугать ее, но вместо этого лишь заставило ее выгнуться под ним.
— Покажи мне, — властно прошептала она, и с гортанным стоном Себастьян почти полностью вышел из нее и вновь вошел.
Николетт никогда не чувствовала себя более дикой, чем тогда, когда он вбивался в нее, прижимая к земле как жертву, как загнанное животное, и она упивалась этим ощущением. Она целиком и полностью находилась в его власти, и он овладевал ей так, будто собирался поглотить без остатка. В этом была страсть и красота, и Николетт отдалась этому без остатка.
Она уперлась пятками в одеяло и толкалась ему навстречу, встречая каждый толчок за толчком. Она чувствовала судороги, прокатывавшиеся по его телу, и понимала, что это уже близко. Действуя по наитию, она схватила в кулак его густые темные волосы и дернула его голову к своим губам.
— Я хочу тебя, — прорычала она. — Я хочу тебя внутри, я хочу этого, покажи мне себя.
Изданный им звук был почти нечеловеческим, и Себастьян принялся вколачиваться в нее еще сильнее. Николетт обхватила ногами его талию, заставляя его проникать еще глубже, и достигнув вершины, он неподвижно застыл, сотрясаясь над ней.