Мышление Сореля при всем мировоззренческом экспериментировании содержало также всегда недоброжелательное отношение к либеральной буржуазии, декадансу и политическому классу. Его особенное опасение в отношении духа Просвещения исходило из того, что он умел торпедировать его ядро слева и справа. Его враждебность к либерализму – это основная исходная точка Консервативной революции в Веймарской республике. Непрерывный поиск новых перспектив и недовольство формами выражения политического мышления его времени сделали Сореля провозвестником нового взгляда на мир, который нужно искать по ту сторону схемы «правые – левые». Отказ Сореля принять монокаузальный способ объяснения мира, сблизил его с номинализмом, который Мёллер особо подчеркнул как один из главных признаков младоконсервативного мышления. Вероятно, ярко выраженный атеизм Сореля удерживал Юнга от того, чтобы прямо ссылаться на французского философа.
Сорель правильно понял, что мифы могут развивать всю свою силу воздействия именно в религиозной области:
«Первые христиане ожидали на конец первого поколения возвращения Христа и полной гибели языческого мира, а также одновременного создания Царства святых. Катастрофа не произошла; но христианское мышление получило из апокалипсического мифа такую прибыль, что некоторые ученые современности хотели бы представить вещи таким образом, как будто бы вся проповедь Иисуса распространялась только на эту тему».
Мифический, непознаваемый научным путем момент религии – это действительно тот решающий пункт, который может вызвать как истинную веру, так и религиозный фанатизм. Достижение Сореля состояло в том, что он перенес мобилизующие силы религиозного мифа на социальные области. На примере всеобщей забастовки автор так разъяснял это перемещение:
«Не имеет большого значения, представляет ли всеобщая забастовка частичную действительность, или она лишь плод народной фантазии. Весь вопрос скорее состоит только в том, содержит ли эта всеобщая забастовка правильным образом в себе все то, чего ожидает социалистическое учение от революционного пролетариата».
Здесь Сорель раскрыл свою направленную против Просвещения сторону, так как он связал конкретные социальные постановки задач с иррациональными элементами. И все дело тут не в степени соответствия истине, а лишь в политической функциональности. Сорель, однако, открыто признавал это положение дел, что не было принято в Консервативной революции в такой форме. Это логично в этом отношении, так как открытое разоблачение мифа должно было бы лишить этот миф его чар. От случая к случаю степень применения истинной веры или целенаправленной функционализации различалась, но как раз в случае такого относительно ориентированного на реальную политику деятеля как Юнг нужно исходить из того, что он понимал, по меньшей мере, манипулирующую силу учения о мифе.
Юнг стилизовал пережитое на войне в миф фронтовиков, который можно только прочувствовать и прожить, но нельзя выучить. Новый порядок, к которому он стремился, должен был осуществляться носителями военного опыта, что означало бы, в принципе, создание гражданского общества с военными добродетелями и идеалами. Этот ход мысли наиболее последовательно был интегрирован Эрнстом Юнгером в его мировоззрение; здесь все сходилось к тоталитарному государству рабочих, которое, по мнению Юнгера, должно было осуществляться носителями духа фронтовиков. Вместе с военным опытом имперское видение было у Юнга самым большим, основывающим единство мифом. Наряду с действительно подробным описанием государственной конструкции в основном произведении Юнга империя будущего всегда остается на окруженном тайнами заднем плане. Юнг отказался от создания социального мифа и связал таинственную империю будущего с религиозными элементами: «Так как новые представления о Царстве Божьем на земле порождают также земные царства». С помощью этой метафизической фиксации имперской идеи Юнг создал необходимую связку, которая, в конечном счете, удерживала его систему мира, согласно идее Сореля о мифе. Историческую средневековую империю нельзя было представить без определяющего влияния христианства. Насколько христианство было лишь использовано им как инструмент для укрепления имперского мифа, или же Юнг был, все же, действительно вдохновлен «истинной верой» в традиции западного учения о спасении, будет в центре внимания дальнейшего анализа.
2.6. Леопольд Циглер
«Все мои действия происходят перед лицом моего народа. Я живу не только во мне самом, но в цепи родов и в борьбе народа. Я нравственно связан верностью по отношению к нашим предкам и заботой о наших потомках».