Общество, которое презирает этот закон, можно на длительный срок контролировать только лишь силой, так как необузданное стремление индивидуума к свободе сделало бы невозможным упорядоченное сосуществование. Эта критика была направлена в первую очередь против демократического массового государства.
Юнг расширил свою духовную позицию на более высокий уровень, исходя из того, что необузданный индивидуализм продолжается также на уровне народов:
«Так как индивидуализм пропитывает своим духом не только отдельную особь в узком смысле, человека, но и более высокую форму проявления, народ. На место завышенной оценки одиночки приходит завышенная оценка народа. Идеал свободы, первоначально отчеканенный на отдельную личность, переносится на народ. Так же и идея равенства».
На этой основе автор интерпретировал поражение Германской империи во время мировой войны. Так, по его мнению, корыстолюбивые народы объединились друг с другом, чтобы совместно победить Германию, обладавшую большим духовным содержанием. В этой связи Юнг также использовал термин «молодой народ», которому приписывалось духовное содержание и вместе с тем культура. Зато так называемые «старые народы» характеризовались внутренней «пустотой», которая нашла свое выражение в цивилизации. Похожее различение присутствует и в работах Мёллера. Для него достижение цивилизаторской ступени тоже означало автоматическую гибель народа: «Как только люди усовершенствовали мир настолько, что они могут вычислять мир, он распадается на свои составные части». Только новый порядок мог бы остановить этот процесс распада и освободить путь к духовному возрождению. В конце этого процесса нравственная свобода должна сменить понятие свободы Французской революции. Под нравственной свободой Юнг понимал независимость от материальных вещей, что демонстрировалось, в особенности, в бесстрашии перед смертью. В религии Юнг видел подходящий ключ, чтобы достигнуть этой духовной основы. При этом христианство отнюдь не рассматривалось им как единственная возможная форма религиозности:
«Но должна ли наступающая религиозная эпоха быть христианской? Не возможно ли отвернуться от христианства, обратиться к новым, например, еще только возникающим религиозным формам? Ответ на этот вопрос был бы лишь предсказанием и потому научно недоказуемым. Но христианство, «внутри нас», глубокий смысл которого состоит в том, что Бог пришел на землю и умер на ней, означает толкование человечности, которое могло бы быть вневременным и непреодолимым».
Здесь становится совершенно очевидным, что речь у автора идет не о внешних формах, а об основном духовном содержании религии. Однако относительная открытость по отношению к какому-либо будущему отправлению религиозных обрядов не значит, что религия должна была использоваться лишь как инструмент для достижения политических целей. Скорее это соответствует существу Консервативной революции: опираться на исторические основы и одновременно хотеть сотворить из них что-то новое. Ход истории в этой модели представляется не как линейное стремление к прогрессу.
5.1.4. Народ, раса и империя
«Империя возникнет [...] и она возникнет в ходе того, когда немецкий народ начнет убирать кучу мусора мира механики: в большой колонизации, в которой он заново приобретет себе старую землю для живого порядка».
Франц Марио, 1931
Второе издание «Господства неполноценных» характеризуется отказом от национализма и обращением к идеям «Фёлькише»: «Автор за прошедшее время попытался преследовать ход мысли национализма до их горького конца; поэтому он сегодня отворачивается от дезориентирующего понятия национализма». Идею национального государства автор обвинял в том, что она была «механистической» конструкцией, противоречащей органическому предрасположению немецкого народа. Как и у отдельных людей Юнг не хотел принимать равенство и у народов. Поэтому естественное сосуществование народов было для него возможным только в пределах империи, в которой ведущая роль должна была принадлежать «высококачественным» народам. Потому не было бы ошибочно обозначить концепцию Юнга как народно-националистическую («фёлькиш»), причем, однако, нужно провести четкую разграничительную линию с классическим народно-националистическим мышлением, которое предпочитает расово-биологические предпосылки. Однако автор вполне видел связь между определенными составными частями расы и появлением «высококачественных» духовных сил. Эта констатация склонила его к высказыванию, что «мероприятия для подъема расово ценных составных частей немецкого народа и предотвращения притока неполноценных [...] должны быть приняты скорее сегодня, чем завтра». Но под этим понимался не индивидуальный анализ рас в пределах народа, а демографическая политика на метауровне. Юнга поэтому нужно классифицировать не как расового фанатика, а как защитника общественной политики, в которой местные части населения должны были сохранить свое преобладающее положение. Тем самым также можно было бы защитить «высококачественные» культурно-духовные элементы внутри самого народа. Такая избирательно поддерживающая государственная политика, которая концентрируется в первую очередь на заботе о «высококачественном», противоречила практикуемому в многочисленных современных государствах принципу равного обращения. Юнг отказывался от того, чтобы привязывать «высокое качество» к определенным расово унаследованным или внешним признакам, вследствие чего в его концепции отсутствует более тесное родство с национал-социалистической расовой теорией. Однако такие фразы как «истинная ценность требует уничтожения неценного» содержат большой потенциал для злоупотреблений. Впрочем, так как политическая программа Юнга никогда не была осуществлена на практике, это должно оставаться в области предположений.