«Государственное обожествление прусского консерватизма привело к тому особенному видоизменению консервативной мысли, которое правильнее было бы охарактеризовать как назойливый либерализм. Потому что он цеплялся за обусловленное временем государство, а не за вечные ценности общности».
Только путем исключения общественных вопросов из сферы государственной ответственности государство могло бы сконцентрироваться на внешней политике, а народ смог бы вернуться к истинной духовной жизни.
Юнг считал, что процесс духовного распада немецкого народа постоянно усиливается, так как обособление и материализм потрясли фундамент «истинной общности». Он видел эту тенденцию в тесной связи с феноменом возрастающей урбанизации:
«Архитектурный вид крупных городов соответствует состоянию духовного беспорядка, во время которого они возникли. Бессмысленное накопление камней и роскоши, убивающее душу втискивание людей в тесное пространство характеризуют те картины города, которые понимающий природу человек воспринимает как прегрешение против духа».
Юнг видел такие тенденции к росту превращения людей в безличную массу также в культурной области, экономике и журналистике. Это развитие можно было бы остановить только, если дух общности вытеснит преобладание материализма. Только тогда можно было бы сформировать «истинное руководство», целью которого стала бы не корысть одиночек, а благо всего народа.
Восприятие массы, а с ним связана и массовая политика, все больше формировалось в ходе демографического взрыва и технического прогресса в девятнадцатом веке. Но только появление массы как фактора силы в войнах и революциях вызвало принятие этой проблематики у разных мыслителей. Все больше возникали мысли о том, насколько можно использовать этот феномен для определенных целей или как можно было бы, по меньшей мере, направить эти воздействия в нужное русло. Идею Юнга о возвращении общества в доиндустриальное состояние, когда масса в ее современном понимании еще не существовала вообще, можно оценить как сравнительно далекую от реальности. Тот ренессанс средневековой сословной системы, за который он выступал, нужно интерпретировать скорее как метафору для нового государства, в котором жизнь общности приобретает более высокую значимость, чем корысть и материализм. Это отношение приводит консервативное мировоззрение Юнга к обязательному противостоянию политическим левым. Левые уже рано осознали потенциал силы унифицированной, мобилизуемой массы. Так, например, европейские социалисты в 1890 году, после того, как было принято решение об основании Второго Интернационала, организовали марши рабочих во всей Европе, которые привлекли к себе много людей и укрепили позиции левых. К сожалению для Консервативной революции национал-социалисты позаимствовали для себя эти испытанные механизмы управления и тем самым вступили также в прямую конкуренцию с демократическими массовыми партиями. Консервативная революция, отказавшись от популизма и массовой агитации, оставалась верной своим принципам и потому больше не могла направляющим образом вмешиваться в историю Германии. Юнгер при этом представлял собой определенное исключение, так как его образ «Рабочего» был вполне совместим с принципами массового государства. Но также и эта попытка не могла завоевать влияние за пределами уровня интеллектуалов и таким образом ничего не изменила в дилемме консервативной альтернативы.
5.2.3. Критика сущности партийной системы
«От страха за часть добычи на великогерцогских бархатных креслах и в трактирах Веймара возникла немецкая республика, отнюдь не форма государственного правления, а фирма. В ее уставах говорится не о народе, а о партиях, не о власти, о чести и величии, а о партиях, не о правах, а о партиях, никакой цели, никакого будущего больше, а партийный интерес».
Освальд Шпенглер, 1924
С появлением современных массовых партий Юнг видел также и парламентскую систему в состоянии усиливающегося разрушения. Если в начальный период парламентаризма в девятнадцатом веке еще можно было увидеть положительные стороны избранного парламента, то в ходе «превращения людей в массу» и «урбанизации» значительно усилились глубокие проявления распада. Это развитие еще больше ускорилось из-за доминирования утилитарного мышления над культурой и душой. С помощью технически прогрессивных методов массовой рекламы партиям удалось воспользоваться этой тенденцией и вместе с тем оказывать вредное влияние на народ и государство. Юнг здесь исходит из предположения, что экономические предпосылки были перенесены на политическую жизнь: «Сегодня партия для тысяч человек означает жилье, одежду и питание для их самих и их семей. Они не борются, в принципе, ни за государство, ни за партию, а лишь за свое собственное жалкое существование». В этой аргументации еще нет ничего особо исключительного, и ее вполне можно сравнить с сегодняшними дискуссиями о непомерно высоких жалованиях политиков. Юнг, однако, сделал еще один шаг дальше, обвинив партийную систему в духовной «неполноценности». Так он исходил из того, что в партийных союзах вплоть до верхушки партии существовал большой дефицит духовного содержания. Исходя из этого, он отказывал типичному партийному политику как в его полезности для всеобщего блага, так и в чистой способности сделать что-то положительное. Поэтому неудивительно, что Юнг пришел к логическому выводу: «Ничто не заслуживает скорой гибели так, как партия. Тот, кто искореняет ее огнем и мечом, совершает благочестивое дело». Занятие чиновничьих постов верными партийными назначенцами представляло для Юнга большую проблему, так как вследствие этого «разлагающее» влияние партий дополнительно усиливалось. Но также и в остальном автор невысоко ценил чиновничество, которое он упрекал в упрямом сохранении статус-кво и недостатке мужества: «Где речь идет о бытии или небытии народов, там чиновничество в качестве руководства не справляется. Оно не привыкло рисковать и также поэтому не выигрывает». «Бесцветное» чиновничество и партийная система, которая характеризуется сильной текучестью и колебаниями, по мнению Юнга, поэтому едва ли могли бы соответствовать требованиям очерченного им «настоящего руководства», которое наряду с конкретным политическим управлением должно было также особенно отвечать за задачи воспитания: