***
Хруст снега под ногами разносился по безлюдному кладбищу ранним воскресным утром. Девушка очень торопилась, а в руках, в такт ее быстрым шагам, колыхались маленькие лепесточки гиацинта. Она балансировала на покрытых льдом аллеях, а сторож орудовал здоровенной лопатой, очищая главную из них от зимних осадков. Люси привычно поздоровалась с ним, перекинулась парочкой доброжелательных фраз и пожелала хорошего дня. Наконец, найдя нужную развилку, она окинула взглядом запорошенные надгробия - выискивала то самое, по причине которого явилась сюда в столь ранний час (часы показывали семь утра). И в этом был ее своеобразный ритуал, приводимый в действие уже немного немало, а полгода. Люси подошла ближе - увидела принесенный ею в прошлый раз букет, все также лежавший на земле. Белые цветочки, присыпанные снегом немного увяли, утратив прежнюю свежесть. Девушка медленно присела на корточки, отложила сумочку и веточку свежих гиацинтов в сторону, и теперь увидала нечто розовое, едва заметно лежащее под снегом. Легкими движениями рук она разгребла снег, чтобы рассмотреть получше - это оказались розовые гвоздики, перевязанные черной лентой. - Кто-то таки пришел к тебе, - радостно шепнула она, возвращая цветы на место. - Я очень рада. Люси, не снимая вязаных бежевых перчаток, расчищала снег и беззаботно болтала, будто действительно общалась с некто, сидящей перед ней. Она не знала семьи этой девушки, не ведала, чем жила Лисанна Штраусс и кем дышала, но стоило Люси выписаться из госпиталя, первым делом она потрудилась и нашла могилу той, что даровала ей второй шанс на жизнь. - Знаешь, а ведь в городе, оказывается, иногда такие пробки, я не люблю пробки, не люблю застой, люблю движение, - лепетала она, обсуждая насущные проблемы. - Я таки отхватила то платье, которое приглянулось мне на распродаже. Там такая приятная к телу ткань, и шрама не видно. Еще бы найти ту песню, которую часто крутят по радио. Она вроде старенькая и весьма знакомая, только мой «Shazam» отказывается ее искать, интересно, что это с ним. И чуть позже... - Спасибо тебе, - чуть слышно сказала она, заканчивая наводить своеобразные порядки. И да, это было исключительно ее решение: обоснованное и максимально правильное, вовсе не глупое и обдуманное не одну ночь, проведенную в больнице, лежа на койке после операции. Люси являлась сюда по доброй воле несколько раз в месяц, чтобы положить цветы и, если нужно, убрать опавшие листья или снег, и так увлеклась, что даже не услышала хрустящих шагов, приближавшихся к ней сзади. Довольная проделанной работой, она струсила с перчаток налипший комками снег и развернулась, чтобы поднять новую веточку и возложить ее к цветам, хорошо сохранившимся в природном хладагенте. Глазами она пыталась отыскать пропажу, точно оставленную возле сумочки, но не нашла - наткнулась на запачканные в грязи черные лакированные мужские ботинки. Перепуганная, словно поймана с поличным, она с трудом заставила себя посмотреть вверх, на юношу, в чьих руках покоился гиацинт. Он стоял смиренно, крутил в руках цветок и так же с интересом наблюдал за незнакомкой. - Повезло мне, - изрек он, когда заприметил, что на него обратили внимание. - Простите? - Люси глубоко вздохнула и приподнялась с колен, не решалась забрать цветок, предназначавшийся вовсе не ему, а Лисанне Штраусс. Шрам на груди едва уловимо заныл, давая о себе знать. - Спасибо, что приглядывали за могилой, когда я не смог, - парень был хмурым, а лицо его каменным, скованным льдом, но вот слова, сорвавшиеся с его уст, отдавали теплотой и искренней скрытой благодарностью. - Пожалуйста, - Люси растерянно пожала плечами и легонько выхватила цветок из ладоней незнакомца. - Это не для вас. Она присела и положила его на место. - А для нее, - подытожила она. - Разрешите постоять рядом? - вдруг вырвалось у юноши. - Я столько дней приходил сюда в одиночестве. - Да. - Я слышал, вы рассказывали ей что-то, - робко уточнил он. - Да, - Люси стянула промокшие перчатки, скукожилась, сжалась вся изнутри, словно этот незнакомец устроил ей допрос. Тяжелая напрягающая и неловкая тишина, возникавшая между односложными ответами и вопросами, прерывалась завываниями леденящего ветра, беспощадно обдувавшего их со всех сторон. Но они покорно молчали, позволяя друг другу отчасти находиться в спасительном безмолвии и думать исключительно о своем. - Она была для меня всем, - тихо изрек юноша, поправив сегодня все-таки застегнутое пальто, и Люси кивнула. Наверное его нужно было выслушать. - Любимая девушка? - Лис моя подруга, - ее имя он произнес с мягкостью и нежностью в голосе, словно обращался к ней сейчас. - Я не сказал ей заветных слов. Не успел. Это так странно. Ее сердце ведь больше не бьется, а мне все мерещится, что она вот-вот позвонит или напишет и скажет мне, что тоже любит меня. Люси ничего не ответила, предпочитая понимающе молчать. Хартфилия, увы, не была знакома с Лисанной, но сегодня впервые встретила человека, который хорошо знал ее. Вот бы он рассказал ей чуточку больше и, кажется, он не ведал о том, что его подруга стала донором. - Кем она была для вас? Вы сюда чаще меня приходили, - точно подметил он, и только теперь развернулся к девушке, и глядел он так, словно от ее незначительного ответа зависела вся его дальнейшая жизнь. Его глаза были полны какой-то далекой и понятной только ему надежды, и Люси, облизав обветренные губы, не стала разрушать его иллюзий. - Лис? - девушка с минуту подумала, еще решала, что же ответить. Люси казалось, поведай она правду, этому человеку будет нереально тяжело осознавать, что часть его подруги все еще жива, и ее сердце бьется в груди другой и чужой девушки. Но пугало ее даже не это, она боялась, что юноша воспретит приходить сюда вообще. - Подруга из очень далекого детства, - ответила она и вдогонку кивнула, как бы подтверждая сказанные слова. И да, это было то самое очередное решение, принятое ею в доли секунды. Так будет правильнее. - Я уехала с Кливленда совсем крошкой, и наша дружба прервалась, но теперь я вернулась, хотела найти ее и... - Люси на мгновение умолкла, приобняла себя за плечи и изрекла: - нашла. Люси Хартфилия не была трусихой, но теперь она побаивалась взглянуть ему в глаза, а сердце почему-то гулко стучало в груди. Казалось, эхо разносилось по всем кладбищу, а друг Лисанны давно уличил ее во вранье. Стук-стук. Шрам на грудине ныл пуще прежнего. Они еще немного поговорили, Нацу, он представился, рассказал ей чуть больше о жизни этой девушки и о той злополучной аварии. Наконец, выйдя за ворота да распрощавшись с ним, Люси мысленно пожелала, чтобы юноша с ярко-розовыми волосами получил второй шанс на жизнь, и чтобы они больше никогда не встретились - это ни к чему.