Такая вот непростая книжка получилась у Кондратьева…
Не знаю, как вы, читатель, а я высоко ценю у исторических писателей умение показать событие, факт, личность, персонаж, произведение литературы и искусства в контексте истории, в историческом интерьере. Если собрался писать о том или ином государственном деятеле, реформаторе, государе, военачальнике, то понять его сможешь, лишь разобравшись досконально, в каких конкретных исторических условиях приходилось ему принимать решения. Если пишешь об архитектуре, грешно ограничиваться описанием декоров, антресолей, арок, фресок — необходимо рассказать, в какую эпоху создавалось здание, какие отношения связывали архитектора с власть имущими, каким конкретным вкусам он хотел потрафить, как хотел откликнуться на сложившиеся в массовом сознании эстетические вкусы. А если пытался созидать вне этих внешних воздействий, то важно разобраться, как это отразилось на его судьбе и судьбе созданного.
Почему, например, важно знать, в каких отношениях находился с Новодевичьим монастырем государь всея Руси Борис Годунов? Казалось бы, если вас интересует только архитектура и искусство, зачем вам знать, что именно здесь Борис был приглашен народом московским на престол, здесь состоялась своего рода репетиция коронования Бориса на царство, здесь закончила свои дни сестра Годунова, вдова царя Федора Ирина Годунова? И по сей день сохранились некоторые его подарки монастырю — драгоценные иконы, утварь, книги. Правда, большинство даров Годунова были по иронии судьбы разграблены его погубителем Лжедмитрием в 1605 году. Но сохранился «чудный вельми» Смоленский собор, во фресках и иконах которого также нашло отражение особое отношение Годунова к монастырю.
Почитав книгу Кондратьева, отправляйтесь в Московский Кремль, Право же, вы другими глазами увидите его. Сверкающий позолотой Благовещенский собор вы будете воспринимать не просто как Божий храм, а как домашнюю церковь русских царей. А взойдя на пристроенное к собору богато украшенное крыльцо, невольно вспомните его название — Грозненское. Отсюда любил Иван Васильевич Грозный наблюдать за событиями, происходившими на Соборной площади. Поражаясь великолепным фрескам в Успенском соборе или иконостасу Дионисия (он, правда, ныне не тот, что стоял раньше, этот — из Ферапонтова монастыря, но столь же гениален), едва ли сдержите удивление от непривычно большого внутреннего пространства собора: он строился так, чтобы вместить на случай осады максимально возможное число обитателей Кремля.
Бродя по Москве, рассматривая ту или иную ее «достопамятность», вы поймаете себя на мысли, что благодаря Кондратьеву знаете историю этого дома, дворца, храма, помните, кто здесь бывал или жил, и ощутите себя путешественником во времени.
И. К. Кондратьев своими книгами дает великое ощущение сопричастности прошлому. Увы, многие памятники истории, архитектуры, культуры, описанные им, остались лишь на старинных картинах, гравюрах, в книжных иллюстрациях, (Кстати, и за это спасибо старинным книгам и издателям, донесшим до нас виды старой Москвы!).
Ныне и Москва, и Кремль иные. При Кондратьеве и церквей было куда поболее, и улицы, площади, переулки назывались иначе. А многих из них и вообще не стало, как, например, знаменитой Собачьей площадки или Сухаревой башни. А иные так «реконструированы», что, сверяясь с книгой Кондратьева, их и не узнать. Задача дать комментарии к этой книге сегодняшнему читателю просто невыполнима, так изменилась Москва. Нужно читать Кондратьева как историческую книгу, по возможности, как мы уже говорили, узнавая старый город в его новой жизни.
Возвращение старых названий улицам, переулкам и площадям внутри Садового кольца (а именно о достопамятностях центра Москвы больше и интереснее всего пишет Кондратьев) продолжается. Так что когда читатель возьмет в руки эту книгу, она поможет ему сориентироваться. К тому времени улица Герцена будет называться, как и во времена Кондратьева, Большой Никитской, поскольку здесь в 1565 году построена церковь Св. Никиты, преобразованная позднее в Никитский женский монастырь, а уж позднее от монастыря и примыкающей к ней монастырской слободы пошла Большая Никитская.
Хорошо знакомая Пушкинская улица стала снова Большой Амитровкой. Право, при всей любви и преклонении перед поэтом, старое название соответствует улице больше: здесь проходил важнейший торговый путь к верховьям Волги, на Дмитров, а в Дмитровской слободе, располагавшейся на этом месте, жили выходцы из Дмитрова. Знаменитый «Ленком» теперь на Малой Дмитровке, хотя никуда не переезжал. Так теперь называется улица Чехова. Во времена Ивана III и Ивана Грозного путь на Дмитров с Большой Дмитровки шел через Малую Дмитровку. Здесь, почти на углу, возле кинотеатра «Россия» были ворота города: кончалась Москва, начинался тракт на Дмитров и поставлена была на границе стольного города церковь особой, небывалой красоты. Она сохранилась, хотя названия улиц и политические системы вокруг не раз менялись.