Это было заброшенное место, которое, судя по всему, уже давно не использовалось по назначению. В одном углу лежала куча полуразложившегося навоза, в другом валялись ржавые вилы. Сэр Мармадьюк огляделся и снял пальто. Сквозь щели в стенах и крыше проникали солнечные лучи, кое-где крыша провалилась, словом в этом старом коровнике царили запустение и разруха. О лучшем убежище нельзя было и мечтать. Сэр Мармадьюк развязал один из пакетов.
И вскоре из старого коровника вышел Джон Гоббс собственной персоной, одетый как крестьянин - потертая шляпа с мягкими полями, пестрый шейный платок, шерстяные чулки, вельветовые штаны и грубые башмаки на толстой подошве, а где-то там, под грудой старого навоза покоилась дорогая и элегантная одежда, облачавшая величественную фигуру того, кто прежде именовался сэром Мармадьюком Энтони Эшли Вэйн-Темперли.
- Вот так-то лучше! - промолвил Джон Гоббс и оглядел свое непритязательное одеяние, совершенно не сознавая, что старый и грубый костюм не скрывает тонкие орлиные черты его лица, изящество длинных, не приученных к труду пальцев и величавую осанку, а, наоборот, контрастирует с ними.
Подхватив оставшиеся пакеты и злополучную шляпную картонку, он снова отправился в путь, а поскольку смекнул, что еще лучшего эффекта маскировки достигнет, изменив походку и осанку, то начал подволакивать ноги и сутулить плечи.
Наконец он добрался до леса и углубился в заросли, то и дело останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Евы-Энн нигде не было видно. Дул легкий ветерок, наполнявший лес едва уловимым шелестом листвы, похожим на крадущиеся шаги. Но сэр Мармадьюк, как и положено герою, старался не обращать на него внимания и рыскал туда-сюда по зарослям, пока, вконец утомившись, не остановился передохнуть. В голове у него стучала одна-единственная мысль: Ева-Энн исчезла! Вот тут сэра Мармадьюка объял страх, и, отбросив в сторону поклажу, он начал дюйм за дюймом прочесывать небольшую, но густую рощицу. Тщетно. Тревога его росла, сменившись паникой, в отчаянии он, забыв об осторожности, громко позвал девушку по имени. Ответом был легкий шорох листвы. Ветерок овевал его разгоряченное лицо. Сэр Мармадьюк остановился в растерянности. Вдруг за спиной треснула ветка. Сэр Мармадьюк резко обернулся и застыл под пристальным взглядом двух глаз, следивших за ним из густых зарослей.
- Господи, Ева-Энн, где ты была? - сурово спросил он ее.
- Шла за тобой, Джон, подглядывала.
- А я-то думал, что это ветер! - в сердцах воскликнул сэр Мармадьюк и устало опустился на поваленный ствол дерева. Вытащил из кармана носовой платок невообразимой расцветки, с отвращением взглянул на него, но пот со лба все-таки вытер. Ева наблюдала за ним со все возрастающим изумлением.
- Пряталась! Подглядывала! А тревожусь, что с тобой случилось?
- Я тоже боялась, Джон, потому и спряталась. Я тебя не узнала! Ты ужасно изменился.
- Ужасно? - обеспокоенно переспросил он.
- Эта грубая одежда! Если бы не лицо, я приняла бы тебя за крестьянина.
- В самом деле? - он провел рукой по выбритой щеке. - А я-то полагал, что перемены в моей внешности тебе понравится.
- Так и есть, Джон, ты выглядишь сейчас гораздо моложе!
- Неужели? - несколько опечаленно спросил он.
- Я имею в виду, - пояснила девушка, - что у меня такое чувство, будто на меня глазами Джона Гоббса смотрит молодой человек. Такое ощущение, словно рот и нос у тебя изменились, а подбородок стал крупнее и решительнее. Теперь мне понятно, почему тебя слушаются люди. Джон, ты мне нравишься даже в этой грубой одежде!
- Ты мне напомнила, - он поднялся, - тебе ведь тоже следует сменить наряд. Вот шляпка и платье.
- Шляпка!
- Но собственно, где все остальное? До леса, насколько я помню, я все донес, но потом, наверное. где-то обронил.
- Ты бросил какие-то пакеты, Джон, вон в тех зарослях.
- Так значит ты все это время следила за мной? - спросил он с упреком.
- Да, Джон. А платье какого цвета? Голубое?!
- Да, с рисунком.
- Покажи же, Джон!
За кучей хвороста они отыскали многочисленные порядком потрепанные пакеты.
- Вот, - сообщил сэр Мармадьюк, извлекая из колючего кустарника нечто невообразимое, - это, я полагаю, шляпная картонка.
- У нее весьма помятый вид, Джон.
- Еще бы! - в сердцах воскликнул джентльмен, - иначе и быть не могло, ибо это самая беспокойная и своенравная картонка, с которой когда-либо имел дело человек.
Ева присела на траву, положила сплющенную коробку на колени и принялась развязывать веревки и снимать обертки, руки ее дрожали.
- О! - прошептала она, увидев содержимое злополучной картонки, - это чудесно!
- И похоже, на ней совсем не сказался ее злобный нрав, что и в самом деле чудесно.
- Но я ... я никогда не смогу носить ее, Джон!
- Почему же, Ева-Энн?
- Она так прекрасна! Так элегантна! Такую шляпку может надеть только очень богатая и важная дама...
- Вот именно! - кивнул джентльмен, - потому-то я выбрал ее. Надеюсь, она будет тебе к лицу.
- Но, Джон, я всего лишь Ева Эш и...
- Вот именно!
- Но путешествовать по полям и лесам в такой шляпке...
- Ты можешь прикрыть ее капюшоном.
- Капюшоном, Джон?!
- Конечно! Где-то здесь имеется плащ с капюшоном. Но сначала давай откроем эту коробку и взглянем на твое платье.
Затаив дыхание, девушка наблюдала, как сэр Мармадьюк разыскивает нужный сверток. Ее глаза загорелись, щеки раскраснелись, губы затрепетали, и оттого она показалась ему еще прекраснее. И вот элегантное платье с многочисленными складками и кружевами было извлечено и во всем своем блеске предстало взору новой владелицы.
- О! - вырвался у Евы возглас восторга. - О Джон, это похоже на сон!
- Насколько я понимаю, этот сон именуется готовым платьем.
- Я иногда мечтала именно о таком платье... Мои мечты всегда так мирски и тщеславны, но...
- А теперь, дитя мое, тебе следует пойти и переодеться, а я пока позабочусь об обеде.
- Я не голодна, Джон!
- Ветчина и говядина, хлеб, масло и бутылка легкого вина.
- Но, Джон...
- Ева-Энн, пойди и переоденься!
- Хорошо, Джон, но зеркало...
- Зеркало я тоже купил, поскольку всегда держу свое слово! провозгласил сэр Мармадьюк поднял мешок и вытряхнул его содержимое на траву.
Но вместо многочисленных мелочей из мешка выкатился один слипшийся жирный комок. Сэр Мармадьюк в ужасе отпрянул, а Ева с отвращением взглянула на то, что когда-то было вилками, ножами, штопором и прочими необходимыми вещицами.
- О, Джон! - Ева укоризненно покачала головой, - масло растаяло...
- Да... - растерянно отозвался наш герой, наблюдая как девушка пытается отделить две ложки от бесформенного нечто, прежде называвшееся сливочным маслом.
- Так нельзя обращаться с маслом, Джон.
- Уже понял! Бакалейщик не потрудился упаковать его как следует и вот результат... Выбрось же эту мерзость!
- Ну нет, это слишком расточительно.
- Но с ним уже ничего нельзя поделать...
- Ну почему же, в тени масло остынет и снова затвердеет. Очень мило с твоей стороны, что ты не забыл о зеркальце, Джон. Да и все эти вещи так чудесны и, наверное, так дороги! Они слишком великолепны и нарядны, чтобы разгуливать в них среди полей и лесов.
- Если тебе не хочется, можешь не надевать.
- Но если тебе будет приятно, я...
- Ева-Энн, хватит разговоров! Немедленно ступай переодеваться!