- Я полагаю, вы весьма удивлены, мистер Дентон, и думаю, неприятно удивлены. - Голос Мармадьюка так и сочился презрением.
- Проклятье! - вскричал Дентон злобно и угрожающе.
- А раз так, нам лучше расстаться, и советую вам откланяться и удалиться.
- Удалиться? М-мне? - Дентон даже начал заикаться. - Вы предлагаете м-мне удалиться? Да кто вы такой, черт бы вас побрал?!
- И сию же минуту!
Мистер Дентон грязно выругался и, шагнув вперед, поднял хлыст. Сэр Мармадьюк скрестил руки на набалдашнике трости и насмешливо поклонился.
- Я вижу, у вас есть хлыст, сэр? Берегитесь! - Голос его был ласков, на губах играла легкая улыбка, но в проницательных глазах и в спокойной позе таилась угроза. Хладнокровие и уверенность в себе пугали больше, чем любые угрозы.
Рука мистера Дентона медленно опустилась, ярость в его глазах потухла. Пробормотав очередное ругательство, он повернулся к девушке и протянул ей руки.
- Ева... - начал он, но ледяной голос сэра Мармадьюка вновь остановил его.
- Мистер Дентон, к сожалению, по земле еще ходят те, кому лучше бы лежать в могилах и почивать вечным сном. Мне кажется, вы относитесь именно к такому сорту людей, так вот, если вы не хотите, чтобы я исправил эту ошибку природы, то вам лучше удалиться, и как можно скорее. Прошу вас, избавьте меня от искушения.
Какое-то мгновение казалось, что Дентон вот-вот бросится на него с кулаками, глаза его так и пылали злобой и ненавистью, ноздри мстительно трепетали, но, издав какое-то хриплое рычание, он резко развернулся и очертя голову бросился в прочь, ломая кусты. Когда звуки шагов стихли, сэр Мармадьюк повернулся к девушке. Она стояла в стороне, дрожа и кусая губы.
- Пойдемте, дитя мое, - мягко сказал он, - я отведу вас домой.
- Но что это все значит?
- Это значит, что вам лучше вернуться к вашим родным, домой.
- Домой? - медленно повторила она, все еще не придя в себя. - Да... он ушел, убежал, он бросил меня, он даже... - Тут она без сил опустилась на землю, прислонилась спиной к дереву и уткнулась лицом в ладони.
Сэр Мармадьюк беспомощно смотрел то на девушку, то на безмятежную луну. Наконец он коснулся ее плеча:
- Бедное мое дитя! Поплачьте, лучше поплакать сейчас, чем разбить свое сердце в будущем. Плачьте, мое дитя, плачьте, и вам станет легче!
- Я не плачу. - Она подняла на него ясные глаза. - Я просто ничего не понимаю... я не понимаю, что произошло, почему Роберт убежал...
- Ну... - Сэр Мармадьюк снова взглянул на луну, словно прося у нее поддержки. - Наверное, он ушел, потому, что я так захотел. Может, вам уже пора вернуться домой?
- Да, - вздохнула она, поднимаясь. - Ничего другого мне, похоже, не остается.
- Ничего! - подтвердил сэр Мармадьюк.
Они в молчании двинулись назад. Потом она неожиданно спросила:
- Так вы знакомы с Робертом Дентоном?
- Нет, - совершенно спокойно ответил Мармадьюк, - я с ним не знаком, но кое-что о нем знаю.
Глава IV,
в которой путники беседуют
- Джон Гоббс, - помолчав, сказала Ева-Энн, - неужели все вас так слушаются?
Сэр Мармадьюк, подумав с минуту, совершенно серьезно кивнул.
- Да. Как правило, да.
- Но он удрал! Оставил меня по первому же вашему требованию!
- И тебя это огорчает, дитя мое?
- Нет! Нет, я просто удивлена... Он вас испугался, по-настоящему испугался. Я видела его лицо...
- Но надеюсь,я все-таки не столь страшен?
- Нет, совсем нет, но когда вы приказали ему уйти, в ваших глазах было столько ярости, мистер Гоббс.
- Забудь об этом, дитя мое, лучше расскажи мне о себе...
- Он подчинился вам! А ведь Роберт, наверное, куда сильней!
- Без сомнения, но...
- Почему? Почему он послушался вас? Я ведь думала, что он храбр и силен!
- Наверное, потому, что твой возлюбленный действительно тот, кем его считают твои родственники.
- Странно... - задумчиво протянула девушка.
- Ты действительно влюблена в этого человека, дитя мое?
- Да, я... - Она смущенно взглянула на него. - Думаю, что я любила его.
Сэр Мармадьюк улыбнулся.
- А сейчас? Сейчас ты все еще любишь его?
- Я презираю трусов!
- И все-таки: ты любишь его?
- А кроме того, - продолжала она своим нежным и глубоким голосом, - он совсем не так благочестив, как я полагала. Он сквернословит, богохульствует, он собирался ударить вас!
- Все это означает, что ты больше не любишь его?
- Я больше никогда никого не полюблю! Никогда!
Сэр Мармадьюк улыбнулся столь весело, что и сам был удивлен.
- Но почему, дитя мое? Ты ничего не знаешь о любви, ведь прежде ты никогда не любила.
- Это правда, сэр, но как вы узнали? - девушка взглянула на него с обескураживающей наивностью.
- Это все твои глаза, дитя мое. Любовь все еще спит в душе твоей. Ты еще не повстречала человека, которого смогла бы полюбить не за внешность или манеры, а просто потому, что он - это он.
- Все это звучит глупо и неразумно, мистер Гоббс.
- Любовь всегда неразумна, - назидательно изрек сэр Мармадьюк.
- О! Но тогда вы, должно быть, не раз любили, мистер Гоббс?
- Нет, я никогда никого не любил, хотя раз или два воображал, что любовь посетила меня... И прошу тебя, не зови меня мистер Гоббс.
- Но почему?
- Твои нежные губы не должны произносить столь неблагозвучное имя.
- Но ведь ваше имя Гоббс...
Сэр Мармадьюк сморщил свой благородный нос. Он уже жалел, что не выбрал себе более достойный псевдоним.
- Зови меня, ну, скажем,... Джон.
- Но, - она качнула головой, - я не могу вас так называть, ведь мы знакомы столь недолго. А такое обращение бесцеремонно, не правда ли?
- И все-таки зови меня просто Джон, - улыбнулся он. - И расскажи мне о себе.
- Хорошо, но по правде говоря, сэр, моя жизнь не слишком интересна. Я всего лишь простая девушка, присматриваю за фермой, убираю дом и по воскресеньям хожу в молельный дом. Моя жизнь действительно ничем не примечательна.
- Но готов поклясться, она приятна и безоблачна.
- Нет, тут вы не правы, сэр, ибо у меня немало грехов - я упряма, горда и часто даю волю своему гневу. Вот вчера, например, я наградила подзатыльником Пенелопу лишь за то, что она опрокинула горшок со сливками. Я довела бедняжку до слез, а потом и сама разревелась, после чего всю ночь молила Господа простить меня!
- Не сомневаюсь, что твои молитвы были услышаны!
- Вряд ли! - Ева горестно покачала прелестной головкой. - Потому что уже сегодня я оттаскала Джоан за волосы за испорченное масло! Воистину я несчастнейшая из грешниц, неспособная к милосердию. Вот я убежала из дому, бросила своих стариков, а ведь это нечестно и подло, мистер Гоббс! Но я так хотела побывать в Лондоне и увидеть Воксхолл! О, мистер Гоббс, если бы вы знали...
- Но ведь ты любишь свои родные места?
- Да! Всем сердцем! Запах свежего сена, предрассветное пение птиц, закатное солнце над лесом, шепот ручья - я и вправду люблю все это. И все же Лондон, его чудесные улицы, его дворцы и... Воксхолл... О, мистер Гоббс!
- Неужели ты не можешь звать меня просто Джоном?
- Могу, сэр, но все же мы знакомы столь недолго, а вы джентльмен, настоящий джентльмен!
- Ты судишь по моей одежде?
- Нет, скорее по вашему лицу. Оно полно достоинства, а ваши манеры они столь величественны!
- У тебя есть сестра или брат?
- Сестра, сэр. Бедная Табита.
- Значит, умерла? Прости меня, дитя мое!
- Умерла? Нет, слава Всевышнему, она жива и здорова, но мои дядья постоянно твердят, что лучше бы она умерла. Видите ли, ,моя бедная сестра вышла замуж за... - Ее голос понизился до стыдливого шепота - за актера! И дяди не позволяют мне видеться с ней.
- Но, может быть, ее супруг вполне достойный человек? - с легкой улыбкой осмелился возразить сэр Мармадьюк.