На следующий день Нина возникла в их палате неожиданно, выросла на пороге, словно птичка-невеличка влетела в форточку. Альберт Александрович с шумом мылся в ванной комнате, наверное, опять чистил зубы. Удивительная привычка – несколько раз в день заниматься этим делом. У Михаила Петровича и вечером не хватает сил и времени дома заниматься этим, ещё утром кое-как, на бегу, на скоростях, а Альберт, кажется, основательный мужик.
Нина Дмитриевна уселась на предложенный стул, из кармана халата достала книжку:
– Вот, для вас специально принесла. О пользе бега.
– Неужели вы и в самом деле думаете, что это поможет?
– Непременно. Если вы, конечно, перед собой цель поставите здоровым быть. Я вот что в этой книжке вычитала: «Люди, не имеющие цели в жизни, несутся по ней с такой быстротой, что не замечают её бесцельности».
Она закрыла книжку, передала Михаилу Петровичу и начала пятиться к двери.
– И ещё там прочтите обязательно и запомните: «Тело человека выражает его характер, а его характер выражает человека как духовное существо». Я, например, каждое утро пробегаю пять километров и чувствую себя хорошо. Ну, жду завтра звонка.
Опять незаметно исчезла Нина, а Михаил Петрович остался стоять, как приколоченный к полу. Одержимость какая-то есть в Нине? Здравым смыслом наполняет она каждую минуту своей жизни, интересом, делает её осмысленной, не то, что он, раскисший и больной человек.
К вечеру приехал Николай, и Коробейников вышел снова на улицу, пригласил шофёра на «свою» (так он считал) скамейку. Николай долго рассказывал о совхозных делах, о своей семье, о том, как двойнята утверждают себя, пытаясь уже вцепиться друг в друга, и этот весёлый разговор, кажется, добавил настроения. И когда спросил про Кожевникова, Николай быстро ответил:
– Старается он. Вроде и кричать меньше стал.
А может, права жизнь с её выводом – ответственность увеличивается от бремени собственных дел и поступков. Может быть, верно заметила Нина Дмитриевна – уводит Коробейников своих «спецов» от ответственности, а те в свою очередь не получают наслаждения в деле, стараются сбросить с плеч лишний груз. Так ведь удобнее, налегке, по жизни идти…
При воспоминании о Нине Дмитриевне родилась у Коробейникова мысль сделать что-нибудь приятное для этой женщины, и он попросил Николая:
– Ты в сувенирах разбираешься?
– В каких сувенирах?
– В каких-каких, – усмехнулся незло Коробейников, – если бы я знал в каких? Понимаешь, надо врачу одному подарить.
– Хорошо лечит?
– Да нормально, – усмехнулся Коробейников, и стало легче на душе. А ведь и в самом деле стало ему легче после встреч с Ниной Дмитриевной, словно добавилось оптимизма, веры в себя. Она, как судьба, стала стимулом к жизни, будто вытряхнула его из небытия, и теперь, чтобы ни случилось, Нина не исчезнет из его памяти, не пройдёт бесследно, не канет в царство прошлого.
– А всё-таки что купить?
– Ну, может быть, самовар какой-нибудь расписной или ещё что. Знаешь, бывают такие самовары хохломской росписи, красивые – глаз не отведёшь. Придумай, ладно?
– Ладно, – согласился Николай, – помаракуем. А мясо не надо привезти?
Иногда к Коробейникову обращались с просьбой выписать кусок свежей говядины или баранины – скудно стало сейчас в магазинах – и сейчас Михаил Петрович махнул рукой:
– Ладно, выпиши. Не забудь только в кассе деньги на мой счёт записать.
Утро следующего дня опять было стылым и холодным, натянуло тучи, как занавесило небо, и, наверное, скоро пойдёт дождь. Михаил Петрович зябко поёжился – не самый удачный день для занятий физкультурой. Но тут же сделал себе окорот – легко человек поддаётся соблазнам, самую простую ситуацию пытается выдать за какой-то рок судьбы, чтоб преждевременно сложить оружие, склонить голову перед участью. А ценность в том и состоит, чтобы переломить себя. Ведь если признаться себе, хочется ему сейчас услышать в трубке голос Нины. Очень хочется… Так, чего же он жмётся, как шелудивый пёс, которому и в Петровку холодно?
Заворочался на постели Альберт Александрович, глухо спросил:
– Далеко собрались, Михаил Петрович?!