Однажды утром он вскочил на Буяна и уехал с Итыгиным на собрание в какой-то улус. Тудвасев советовал взять охрану, но они поехали вдвоем.
А на исходе дня дежурный по штабу Костя Кривольцев влетел в комнату к Полине и сообщил, что Буян вернулся, седло под брюхом, весь в мыле.
— Где Коля? — Полина забегала от окна к окну.
— Не знаю, — Костя пожал плечами. — Я Егора послал к Тудвасеву.
Томительно тянулось время, пока не появился командир взвода. Теребя кожаный темляк шашки, он попытался успокоить Полину.
— Что уж, — пряча глаза, дрогнувшим голосом сказал он.
Тудвасев не успокоил ее. Правда, она перестала бегать по комнате, села. Она надеялась, что это всего лишь зауросил конь — ходить под Николаем ему внове, и он мог сбросить всадника. Полина не сказала об этом Тудвасеву, боясь, что тот не разделит ее надежду и вот тогда-то ей станет совсем плохо.
Тудвасев взял нескольких ребят и кинулся с ними в степь. Он не знал, в какой именно улус отправились Заруднев и Итыгин, поэтому, разбившись на группы, чоновцы направились в наиболее вероятные районы их пребывания. Тудвасев сообразил, что там не должно быть телефона, иначе не из одного, так из другого улуса позвонили бы в уездный центр и сообщили, что произошло. Это несколько сократило площадь, на которой велись поиски, но, чтобы объехать ее, требовались не одни сутки.
Полина ждала. Ей не читалось, она пошла к Косте в комнату штаба и там ждала вестей. На ум приходили страшные случаи, которые только можно было придумать. То ей казалось, что он убит и лежит где-нибудь на берегу реки или прямо в воде, на камнях. А думала она так потому, что конь прискакал мокрый. То мысленно видела Николая с пулевой раной в груди.
— Буян горяч, кого хошь сбросит, — рассуждал Костя.
— Чтобы Коля не управился с конем!
— Иной конь звереет. А кто ж не знает Буянова нрава!
— Дикой он у вас, Костя?
— Дикой, — подтвердил тот. — Если что не по нему, укусит. А сбросит непременно.
— Зачем же вы его держите? — допытывалась она.
Костя затруднился с ответом. Тогда Полина повторила вопрос.
— Мое дело маленькое, — наконец сказал он.
Только заполночь Полина ушла в свою комнату. Зажгла керосиновую лампу и стала читать, склонившись над столом, однако почувствовала, что мерзнет, и принялась растапливать печь. Костя слышал, как она стукнула печной дверкой, заглянул в комнату:
— Принести дровишек?
— Не помешает.
Наверное, и так хватило бы дров, чтобы отогреться, но Полина подумала: пусть Костя лишний раз выйдет во двор — вдруг что-то увидит или услышит. Однако Костя вернулся, сложил у печи дрова и, ни слова не сказав, ушел в штаб.
Когда в комнате потеплело, Полина прилегла на кровать не раздеваясь и рассчитывая, что быстро уснет. Если будут какие-то новости, Костя непременно разбудит ее, ведь он понимает, как ей сейчас нелегко.
Но сон не приходил, и она опять взяла книгу. Прочитав страницу, Полина ничего не поняла и вернулась к прочитанному. И на этот раз она не сумела докопаться до смысла. Чтобы прогнать тревожные мысли, она стала вспоминать, куда Николай обещал свозить ее в Минусинск, там, как и в Красноярске, показывают киноленты, на которых засняты знаменитые советские артисты. А еще говорят: есть лента про Ленина, как его хоронили, вся Москва шла за гробом.
По улице рассыпалась звонкая дробь копыт. Всадник проскакал мимо, но вернулся и негромко постучал в ворота. Полина привстала на постели и прислушалась, что прибывший говорил Косте, выскочившему на крыльцо. Она услышала лишь слова, брошенные Костей:
— В переулок валяй!
Полина догадалась, что попал не туда. И все-таки ей было интересно узнать, кто это и почему подвернул коня именно к штабу.
Костя знал, что она не спит, он приоткрыл дверь и сказал:
— Милицию ищет. Кого-то убили.
«Господи, смерти кругом», — печально подумала она.
Перед утром Полина уснула. И вдруг открыла глаза, почуяв близкую опасность. Рука скользнула к браунингу, лежавшему под подушкой.
В комнате по-прежнему коптила лампа. Все было на своих местах. Прислушалась к тишине в сенях — не забыл ли Костя закрючить дверь.
Но вот взгляд Полины метнулся вверх, к неприкрытой ставней шибке окна. И она увидела: через зеленоватое, дымчатое стекло прямо на нее смотрело широкоскулое, усатое лицо. Человек смотрел не мигая и был он похож на одно из тех привидений, которыми в детстве пугают доверчивую ребятню.