— Вот сумление берет… Слышь?
— Ну?
Автамон вплотную приблизился к Дмитрию, не сводя с него острых глаз:
— Правильну линию гнешь. Нова власть не должна отпугивать справного хозяина, не то — сгинет, пропадет она ни за копейку.
— Так и пропадет! — усмехнулся Дмитрий.
— Непременно. Ты обязанный все понимать. Ты приехал учить нас уму-разуму.
— О чем это ты, Автамон Васильевич?
— Сгоряча можно чо хошь наделать. Всяческую несуразность. Станичных дел тебе не дано знать, и мы тебе люди чужие, у нас друг с другом свои счеты.
— Ну и что, Автамон Васильевич?
Пословин построжел морщинистым лицом и заговорил с подчеркнутой официальностью, как обычно обращался он только к властям:
— Ничо, гражданин-товарищ. Один тебе совет: не обещай никому легкой жизни. И мне не надобно. Потому как в твоих обещаниях крепости нету соответственной, они будто лед вешний. Были да сплыли. Так?
Дмитрию начатая беседа была не совсем по нутру, ничего путного от нее он и не ожидал. Но ему было интересно, что же думают о нем, приезжем красном командире, в казачьей станице.
— Ты колчаков стреляй, а советска власть вполне терпима. Гаврила за председателя, тому и быть.
Боялся Автамон, что однажды с ним обойдутся круто, и хотел бы на тот случай иметь в комбате если уж не прямого защитника, нет, об этом он даже не мечтал, то хотя бы не ярого сторонника реквизиции. Вот тогда комбат по совести поступил с быком, почему бы ему и впредь не делать так, чтоб больших обид никому не чинилось? Ведь большая обида до конца дней будет ожесточать казака, как это и вышло, к примеру, с Иваном Соловьевым: кто бы подумал, что может пойти супротив красных!
Почти так и понял Дмитрий Автамона Пословина. Да, с Автамоном надо быть постоянно начеку. Конечно, не следует переоценивать его силы и вообще силы богатеев в станице, они далеко не те, что были прежде, скажем, год назад, но кулаки вовсе не собираются разоружаться, полностью сдавать свои позиции, они ищут выгодного им понимания у новой власти, заслуженного, как им казалось, снисхождения к их хозяйственным нуждам и заботам.
— Жить надо согласно, никого не обижая. Про то я и Татьяне своей толкую. Ну к чему теперя провергать царя? Ну был он и кончился, прости господи, без него живем — не помираем, а провергать-то к чему!
— Жалеешь, поди!
— Кого?
— Царя-батюшку.
— Ты чо эвто! Сват он мне или брат? И про то, чо у меня внутрях, знаю один я. Не взыщи, гражданин-товарищ.
Слово «товарищ» звучало в устах Автамона ругательством, он произносил его с ухмылочкой и резким прижимом в конце. Это не мог не отметить Дмитрий и рассердился, оборвал собеседника:
— Вот и поговорили.
— А то как же, — бойко отозвался Автамон. — Пораскинь-ка мозгой, она у тебя в аккурате, об наступившей ноне жизни. Заковыриста, грешна жизня наша! А царя Николку провергать уж совсем ни к чему.
Последняя Артамонова фраза предназначалась его дочери. Не все мирно было в этой, внешне вроде бы благополучной, семье. Татьяна не могла разделять собственнических убеждений своего отца.
Нужно бы Дмитрию откровенно побеседовать с нею, узнать точно, что она думает о станичной жизни, о неправедном богатстве и жестокой бедности людской. Если Татьяна в чем-то сомневается или заблуждается, он должен помочь ей поскорее преодолеть неизбежные классовые предрассудки.
Встретились они нежданно, на вечерней заре. Было еще душно, однако из приречных тальников наносило прохладцей, пахнущей сеном и водой. Тонко позванивали вокруг вылетевшие на ночной промысел комары, где-то вверху они собирались в несметные тучи, которые на глазах густели, застя лиловое небо.
Дмитрий сказал ординарцу Косте, чтобы тот задал на ночь коню, кроме свежескошенной травы, с полведра дробленого овса, а сам отправился вдоль реки проверить ночные караулы. Сперва он по полынному пустырю вышел к кладбищу, с минуту постоял на взгорье, вглядываясь в размытые сумраком очертания Кипринской горы. Прямо под черным ее силуэтом, где река вгрызается в скалу, он увидел две темные фигуры спешившихся бойцов — за спинами у них угадывались короткие кавалерийские винтовки. Чуть повыше, по пологому склону горы, ходили оседланные кони, до Дмитрия явственно доносилось их привычное пофыркивание и тонкое позвякивание уздечек.
Дмитрий не стал окликать бойцов. В этом приречном карауле все было пока что нормально, он повернулся и пошел вдоль огородов, стараясь не попасть ногою в канаву. Он направился к перекрестку дорог, за которым находился другой секретный пост.
Она стремительно бежала по косогору, наперерез Дмитрию. Он узнал ее по скользящей походке, по гордо откинутой назад голове, по тому чувству, которое вдруг, в одно мгновение, проснулось в нем. Ему тоже захотелось бежать ей навстречу, ласково схватить ее за маленькие нежные руки и открыться Татьяне, что он ее любит с первой встречи, что она всегда должна быть с ним.