— Не говори так, бабушка. Я не перенесу, если тебя не станет.
— Ох, дитятко, ты всегда была мне утешением. Я часто думаю о том дне, когда ты вошла с маленьким братиком… пришла искать бабушку Би! Это был один из счастливых дней в моей жизни, а у меня их было немало. Великое счастье, выйти за того, кого любишь, Керенса, и родить от него детей. Вот ради этого-то и жить стоит. Не за тем, чтоб взлететь выше, чем тебе дано при рождении, или завладеть большим домом. Я бы хотела, чтобы ты изведала такое счастье, какое у меня было, Керенса, а его найти можно и в четырех глиняных стенах. Теперь ты должна знать это, девонька, потому что на тебе теперь свет любви, и, коль я не ошиблась, ты теперь свободная.
— Бабушка, ты что, считаешь, что Джонни мертв?
— Как он умирал, я не видела. Но знаю, что к чему, и, думается, права…
Я нагнулась поближе к кровати. Это она не во сне говорит?.. Она действительно о Джонни думает или мысли ее запутались в прошлом?
Она догадалась, о чем я думаю, потому что мягко улыбнулась и сказала:
— Нет, Керенса, я в здравом уме и сейчас расскажу тебе обо всем, что случилось, и о том, что к этому привело. Я не говорила тебе, потому что не знала точно, хорошо или плохо для тебя это будет. Можешь вернуть свою память в ту ночь, когда ты пришла ко мне из аббатства? Ты тогда еще была камеристкой у той, что потом с лестницы упала, и когда ты тут сидела, то увидела тень в окне? Помнишь, Керенса?
— Да, бабушка, помню.
— Кто-то заглядывал, будто хотел повидать меня, и хотел убедиться, что никто не увидит, как он пришел? Так вот, это была Хетти Пенгастер — на пятом месяце и перепуганная. Она испугалась, что все узнают, сказала она, а папаша у ней такой строгий. Она уже сговорена была с Солом Канди, а это не его ребенок. Перепугалась бедная девочка. Она хотела вытравить все следы и начать сначала. Поняла, что Сол-то как раз мужчина по ней, и так жалела, что поддалась на уговоры другого, который с ней любезничал.
Я тихо сказала:
— Ребенок у нее от Джонни был?
Бабушка продолжала:
— Я ей говорю, скажи, кто отец, а она не говорит. Мол, нельзя ей сказать. Он ей не велел. Он собирается кой-чего сделать для нее, сказала она. Придется ему! Она с ним встречается завтра вечером и уж заставит его понять, что он должен для нее что-нибудь сделать. Она надеялась, женится он на ней, но я-то понимала, что она сама себя обманывает. Потом она ушла, совсем не в себе. Папаша у ней такой строгий, а она сговорена с Солом. Она Сола боялась. Он не из тех, кто отдаст другому то, что ему принадлежит.
— И она не сказала тебе, что тот, другой — Джонни?
— Нет, не сказала, но я этого боялась. Я знала, что он бегает за тобой, и потому решила вроде выяснить, он это или нет. Я ей и говорю: не боишься, что тебя кто-нибудь увидит, как ты встречаешься, и Солу или отцу станет про то известно? Нет, говорит, они всегда встречаются на лугу возле Девственниц и старой шахты, а там безопасно, потому что все побаиваются туда ходить, как стемнеет. Разволновалась я, скажу тебе. Мне надо было узнать, Джонни это или нет. Ради тебя.
— Это был он, бабушка. Конечно, он. Я всегда знала, что она ему нравится.
— Я весь день тревожилась и говорила себе: «Керенса сама сделает свою судьбу, как и ты». Вспоминала, как сама ходила к сэру Джастину и обманывала Педро, и как говорила себе, что это для его же блага. И вспомнив о Педро, я причесала волосы, нацепила гребень и мантилью и села, размышляя, что же я сделаю, если обнаружу, что Джонни — отец ребенка Хетти. Сначала надо было в этом убедиться, и в ту ночь я пошла на луг и стала ждать там. Спряталась за самой большой Девственницей и увидела, как они встретились. Всходила луна, и ярко светили звезды. Этого света мне хватило, чтоб увидеть. Хетти все плакала, а он ее упрашивал. Я не слыхала, о чем они говорили, потому что они были довольно далеко от камней. По-моему, она их боялась. Может, думала, что обратится в камень, как одна из девственниц. Они были поблизости от шахты. И мне кажется, она грозилась, что кинется туда, коль он на ней не женится. Я знала, что ей этого не сделать. Она так только, грозилась. Но он перепугался. Я поняла, что он пытается ее уговорить, чтоб уехала из Сент-Ларнстона. Я отошла от камней — может, думаю, услышу, чего они говорят, и услыхала, как она сказала: «Я наложу на себя руки, я брошусь туда». А он сказал: «Не дури. Ничего ты такого не сделаешь Меня не проведешь. Пойди к отцу и скажи ему. Он тебя вовремя выдаст замуж». Тут она разозлилась всерьез и встала, наклонившись над краем. Я хотела ему крикнуть: «Оставь ее. Она этого не сделает!» Но он не оставил. Он схватил ее за руку… Я слышала, как она вдруг вскрикнула, и потом… он оказался там один.
— Бабушка, он ее убил!
— Ну, точно я не могу сказать. Я не разглядела как следует… да все равно, хоть бы и разглядела. Вот она вроде только стояла там, наклонясь над краем, и грозилась, что бросится вниз, а в следующий миг ее и не стало.
Все легло на свое место: странности его поведения, его страстное желание уехать, его страх, что шахту снова откроют. И тут я уставилась на бабушку, вспомнив, что он, должно быть, пришел прямо оттуда и попросил меня выйти за него замуж.
Бабушка медленно продолжала:
— Секунду-другую он стоял, остолбеневши, словно одна из тех девушек, что обратились в камень. Потом дико заозирался вокруг и увидел, как я стою там, в свете восходящей луны, с высоко поднятыми волосами, в гребне и мантилье. Он сказал: «Керенса». Очень тихо, почти шепотом, но мне было слышно в тишине ночи. Потом обернулся к шахте и заглянул вниз, в темноту, а я бежала, бежала изо всех сил через хоровод камней, через лужайку. Я добежала до дороги, когда услышала, как он окликнул снова: «Керенса! Керенса, пойди сюда!»
— Бабушка, — сказала я, — он думал, что это я там стояла. Он думал, что это я все видела.
Она кивнула.
— Я вернулась в домик и просидела всю ночь, думая, что же мне делать. А утром Меллиора Мартин принесла мне твое письмо. Ты убежала в Плимут, чтобы выйти за Джонни Сент-Ларнстона.
— Понятно, — медленно сказала я. — Он как бы подкупил меня своей женитьбой, чтоб я молчала. А я думала, что это он из-за того, что не может без меня обойтись. Что же это был за брак?
— С его стороны, чтобы защититься, чтоб ты не обвинила его в убийстве, с твоей — чтоб стать госпожой в большом доме, о чем ты всегда бредила. Ты создала себе великую мечту, Керенса, и дорого за нее заплатила.
Я была оглушена тем, что узнала. Моя жизнь, казалось, приобрела иной смысл. Мою жизнь формировал случай в той же степени, что и мои действия. Хетти Пенгастер, которую я всегда презирала, сыграла в ней такую же важную роль, как и я сама. А Джонни не меня так безумно желал, а лишь моего молчания.
— Почему ты мне никогда этого раньше не рассказывала, бабушка, — сказала я не без упрека.
— После того как вы поженились? Что бы из этого вышло хорошего? А когда ты стала ждать ребенка, я поняла, что была права, что промолчала.
Меня передернуло.
— Это ужасно. Джонни думал, что я хочу замуж в обмен на молчание. Я никогда бы не вышла за него, если б знала.
— Даже ради фамилии Сент-Ларнстон, любушка?
Мы посмотрели друг на друга, и я честно ответила, как всегда должна была отвечать бабушке.
— В те дни я была готова на все, чтобы стать госпожой Сент-Ларнстон.
— Это было тебе уроком, внучка. Может, теперь ты его усвоила. Может, теперь ты знаешь, что в четырех глиняных стенах можно обрести столько же счастья, сколько в замке. Если ты это поняла, то не так уж важно, чем ты заплатила за этот урок. Теперь ты можешь начать сначала.
— Это возможно?
Она кивнула.
— Ты послушай! Джонни не хотел открывать шахту, а Сол Канди твердо решил, что ее надо открыть. Сол хотел выяснить, есть ли в шахте олово, решил туда слазить и поглядеть. Так он и сделал. Но он увидел Хетти. Он понял, почему она там оказалась, и понял, что Джонни в ответе за это, потому как слухи до него доходили. А то, что Джонни сбежал и женился на тебе в тот самый день, когда она исчезла… что же, это говорило само за себя.