— Я всегда завидовала тому, как вы жили в Дауэр Хауз.
— Я знаю. Это было написано у вас на лице. У вас самое выразительное лицо в мире, Керенса. Вы никогда не умели скрывать свои чувства.
— Опасное свойство. Надеюсь, теперь это не так.
— Какая язвительность! Какая гордость! Никогда не видел никого похожего на вас.
— Я была сердитым ребенком.
— Бедная Керенса! — он рассмеялся. — Помню, как вы стояли в стене… в разломанной стене. Седьмая Девственница. Вы помните, как мы тогда были увлечены этой историей?
— Да. Я потому и пришла посмотреть.
— Мы все пришли. Мы же там встретились.
Я вдруг ясно увидела себя, Меллиору, Джастина, Джонни и Кима.
— Боюсь, что мы вас ужасно дразнили. И заставили очень разозлиться. Я и теперь вижу… как вы показали нам язык. Никогда не забуду.
— Мне бы хотелось, чтобы у вас были какие-нибудь более приятные воспоминания.
— Была еще мисс Карлион на балу. Великолепная, в красном бархате. И еще была та ночь в лесу… Вы видите, Керенса, я помню так много из прошлого. Вы с Меллиорой на балу! Меллиора привела вас без ведома хозяйки! — Он рассмеялся. — Для меня в этом была вся прелесть бала. Я всегда находил их занудными. Но тот бал… не забуду никогда. Я часто смеялся над тем, как Меллиора обеспечила вам приглашение…
— Мы всегда были как сестры.
— Я этому рад.
Он поглядел себе в бокал, а я подумала: «Если бы только знать, что я свободна. Когда он узнает, что я свободна, то скажет мне, что любит меня».
Ему хотелось поговорить о прошлом. Он заставил меня рассказать о том дне, когда я стояла, готовясь к найму на Трелинкетской ярмарке, и как явилась Меллиора и наняла меня. Я рассказала дальше, как печально умер его преподобие Чарльз Мартин и как мы оказались без гроша.
— Ни я, ни Меллиора не могли расстаться друг с другом, поэтому я стала камеристкой, а Меллиора — рабочей лошадкой старой леди.
— Бедная Меллиора!
— Жизнь была нелегкой для нас обеих.
— Но вы-то всегда умели позаботиться о себе.
Мы вместе рассмеялись.
Теперь пришел его черед говорить. Он рассказал об одинокой жизни в Дауэр Хауз. Он был привязан к отцу, но поскольку тот всегда был в море, то мальчика оставляли на попечение слуг.
— Я никогда не чувствовал, что у меня действительно есть дом, Керенса.
— А вам хотелось иметь свой дом, свой очаг?
— Я не знал тогда, но, конечно, хотелось. А кто же этого не хочет? Слуги были добры ко мне… но это не то. Я много раз бывал в аббатстве и был им очарован. Я знаю, какое у вас чувство к нему… потому что тоже ощущаю нечто похожее. В нем что-то такое есть. Может быть, нас привлекают легенды, которыми обрастают такие дома. Я часто говорил себе, что когда вырасту, то сколочу состояние и буду жить в таком доме, как аббатство. Мне был нужен не так сам дом, как все, что с ним связано. Я жаждал стать членом большой семьи. Видите ли, я одинок, Керенса. Всегда был одинок, и моей мечтой было иметь большую семью… чтобы она росла и ширилась.
— То есть вы хотите жениться, завести детей и стать важным старым джентльменом в окружении внуков и правнуков?
Я улыбнулась, потому что это было и моей мечтой. Разве я не представляла себя важной старой леди из аббатства? Теперь я представила нас вместе, Кима и меня, состарившимися. Безмятежные и счастливые, мы смотрели бы, как играют наши внуки. Тогда я не буду заглядывать вперед, а стану оглядываться назад… на жизнь, которая дала мне все, что я у нее просила.
— Это вовсе не плохая цель, — сказал он почти застенчиво. Потом он рассказал, как одиноко ему было в Австралии на ферме, как он томился и тосковал по дому. — А дом, Керенса, — это все… аббатство… люди, которых я знал.
Я поняла. Я сказала себе, что его мечта была моей мечтой. Нас прервало возвращение Меллиоры и Карлиона. Карлион смеялся и что-то кричал ей, пока они шли по газону.
Мы оба подошли к окну посмотреть на них. Я увидела улыбку на губах Кима и подумала, что он завидует тому что у меня есть сын.
Немного позже в тот же день Ким снова подъехал на лошади к Дауэр Хауз.
Я видела, как он подъезжал, и заметила озабоченное выражение его лица. Когда он вошел в холл, я была уже там и ждала его.
— Керенса. — Он шагнул ко мне, взял меня за обе руки и посмотрел мне в лицо.
— Да, Ким.
— У меня плохие новости. Пойдем в гостиную присядем.
— Скажите мне побыстрее, Ким, я выдержу.
— А где Меллиора?
— Неважно. Скажите мне сейчас же!
— Керенса. — Он обнял меня одной рукой, и я прислонилась к нему, помня, что надо играть роль слабой женщины. Мне хотелось прижаться к нему, потому что его участие было так приятно.
— Ким, не держите меня в напряжении. Это, наверное, про шахту? От нее не будет толку?
Он покачал головой.
— Керенса, вы будете поражены…
— Я должна знать, Ким. Разве вы не видите…
Он крепко сжал мои руки.
— Они кое-что обнаружили в шахте. Они нашли…
Я подняла на него взгляд, пытаясь прочесть затаенную радость за внешним беспокойством. Но не смогла увидеть ничего, кроме участия.
— Джонни, — продолжил он. — Они нашли там Джонни. Я опустила глаза и испустила негромкий крик. Он подвел меня к дивану и усадил, поддерживая. Я прислонилась к нему: мне хотелось кричать о своей победе. Теперь я свободна!
Никогда еще в Сент-Ларнстоне не было столько волнений. В шахте нашли тела Джонни и Хетти Пенгастер; вспомнили, что в последнее время пополз слушок, будто Хетти Пенгастер видели в Плимуте и даже поближе к Сент-Ларнстону. Жители припомнили, что Джонни когда-то приударял за ней, что частенько ездил в Плимут. Когда он женился на мне, Хетти вдруг уехала из Сент-Ларнстона. Разве не естественно было предположить, что Джонни пристроил ее в Плимуте, чтоб не мешала ему, когда он женится?
Все казалось так просто. У Сола Канди появились подозрения, он подкараулил их, застал Джонни и Хетти вместе и отомстил. Сол всегда был за справедливость и решил, что в этот раз она будет соблюдена, взяв дело свершения справедливости в свои руки. Зная, что олова в шахте нет, — ведь он сам лазил туда проверять, — он подумал, что можно безопасно сбросить туда тела своих жертв.
Тело Хетти опознали лишь по медальону, который она носила, и который, как указали Пенгастеры, был подарен ей Солом Канди; Джонни сохранился лучше, что на какое-то время привело всех в недоумение. Потом родилась версия о том, что тело Джонни могло быть прикрыто землей, которая обрушилась при падении на дно шахты, и потому было как бы частично захоронено. Все поддержали эту версию, и таким образом разницу объяснили.
Провели подробное расследование. Полиция пожелала встретиться с Солом Канди и поехала в Сент-Агнес, но когда не смогли найти его следов, стало ясно, что он покинул страну в неизвестном направлении. Подозрения усилились, и история, сложенная по кусочкам жителями поселка, была сочтена соответствующей истине.
Наступил тревожный период, пока искали Сола, но по мере того, как шло время, оставалось все меньше и меньше сомнений в том, что его не найдут никогда.
Никто не узнает правды — хотя мы с бабушкой догадывались о многом. Но даже мы не знали, убил ли ее Джонни.
Косвенно он, по-видимому, был в ответе за это, но мы не могли сказать, действительно ли он отправил ее на смерть. Мы были лишь уверены, что Сол убил Джонни. На это указывало то, что он обнаружил тело Хетти, и то, что он исчез.
Но тайна хранилась надежно. Моего Карлиона никогда не назовут сыном убийцы.
В шахте не оказалось достаточно олова, чтобы выгодно было работать в ней, но она дала мне то, что я хотела. Она доказала, что я — вдова и могу выйти замуж за человека, которого люблю.
С того дня как бабушка услыхала новость, она, казалось, сразу ослабела. Как будто сделала свое дело, дождалась результатов и готова уйти с миром.
Страшная грусть охватила меня, потому что если она уйдет, для меня уже не будет полной радости и счастья.