— Мне пора идти. Дорогу я найду!
Спускаясь по лестнице, я к своему ужасу услышала внизу голоса. Увлекшись разговором с Флорой, я не заметила, как кто-то вошел.
— Флора! — это был голос Люси. Она была явно поражена, увидев, что я спускаюсь по лестнице.
— Я была с мисс Флорой наверху, — заикаясь, промямлила я.
— О… это она пригласила вас сюда, не так ли?
— Она… показывала мне детскую, — замялась я. Люси, по-моему, рассердилась. Тут в холл вошел Криспин Сент-Обин.
— Это племянница мисс Кардинхэм, — представила меня Люси. — Флора пригласила ее.
Он кивнул в мою сторону.
— Я ухожу!
Люси проводила меня до передней двери, и я помчалась прочь. Какой это был странный день! Я не переставала думать о семи сороках. У тех птиц был довольно зловещий вид. Люси, очевидно, вырезала эту картинку из книжки и вставила в рамку для Флоры, может быть, для того, чтобы заставить ее не забывать о тайне, которую надо хранить? У Флоры ум ребенка. Ей, наверное, надо часто напоминать о некоторых вещах. Вероятно, это картинка из книги, которую флора любила в детстве, и Люси воспользовалась ею, чтобы о чем-то напоминать сестре.
«Во всяком случае, это очень интересно», — думала я, торопясь домой к любимой тетушке Софи.
Несколькими днями позже я узнала о тетушке Софи нечто, о чем раньше не подозревала. В Роуэнзе небольшая комнатка примыкала к спальне тетушки. Это, должно быть, была гардеробная, но она ее использовала как кабинет. Мне надо было поговорить с тетушкой по какому-то заурядному вопросу, и Лили посоветовала мне поискать ее в кабинете, где она, может быть, приводит в порядок шкаф. Я поднялась и постучала в дверь спальни, но не услышав ответа, открыла дверь и заглянула.
Дверь в кабинет была открыта.
— Тетя Софи, — позвала я.
Она вышла и остановилась на пороге. Я никогда не видела ее такой печальной, на ее ресницах блестели слезы.
Что случилось? — испугалась я.
Она некоторое время была в замешательстве, а потом ответила.
— Нет, ничего… Просто я глупая старуха. Я писала письмо человеку, которого знала в прошлом.
— Простите, что помешала. Лили сказала, что вы, наверное, приводите в порядок свой шкаф.
— Да, я действительно сказала, что собираюсь это сделать. Ну, проходи же, дорогая. Тебе пора узнать. Я вошла в кабинет.
— Садись. Я писала твоему отцу!
— Моему отцу?
— Я иногда переписываюсь с ним. Я хорошо его знала, видишь ли… когда была моложе.
— Так где же он?
— В Египте. Служил в армии, но бросил. Я писала ему много лет; это давняя история, — тетушка Софи неуверенно посмотрела на меня, но потом, кажется, приняла решение. — Я познакомилась с твоим отцом первая… раньше, чем твоя мама. Это было на одной из домашних вечеринок. Мы очень подружились с самого начала. Его пригласили в Сидер-Холл. Там он и увидел твою маму. Ей тогда было восемнадцать лет, и она была очень красива. Ну, он и влюбился в нее.
— Но он же ее бросил!
— Это произошло позже. Жизнь у них не наладилась. Он был веселым светским человеком. К тому же, не созданным для оседлой жизни. Попивал… не слишком, но, вероятно, приближался к этому. Играл. Любил женщин. Он не очень серьезный человек. Они расстались примерно через год после твоего рождения. Был развод, как ты знаешь. Другая женщина, но и с ней жизнь не пошла, хотя он и женился на ней…
— Он, кажется, не очень надежный человек?
— В нем масса обаяния, и это затмевает все!
— Понятно. И вы ему пишете?
— Да, мы всегда были хорошими друзьями.
— Вы хотите сказать, что он мог жениться на вас, вместо моей мамы?
Тетушка Софи только печально улыбнулась.
— Он явно предпочел жениться на твоей маме!
— И вы могли быть моей мамой?
— Полагаю, в таком случае, и ты не была бы тем, кто ты есть сейчас! А ведь нам не хотелось бы ничего менять, не так ли?
Она смеялась надо мной…
— Не знаю. Вероятно, тогда я не выросла бы такой некрасивой!
— О, чепуха! Твоя мама была очень красивой женщиной, а я всегда состояла при ней сестрой-дурнушкой!
— Не верю в это!
— Забудем об этой некрасивости. Я просто хочу, чтобы ты знала, что твой отец пишет мне и всегда интересуется тобой. Он знает, что ты теперь живешь со мной и очень доволен этим. Он собирается помочь тебе получить образование, что может обойтись недешево, если ты пойдешь в школу с Тамарикс и Рэчел, а я надеюсь, что ты пойдешь туда через несколько месяцев.
— Я рада, что он это сделает, — сказала я.
— Я бы все равно как-нибудь справилась, но от помощи с его стороны отказываться не буду.
— Ну, да! Ведь он же мой отец.
— Он не видел тебя с тех пор, как ушел, но, Фредди, он бы сделал это, если бы мама позволила ему. Может быть, сейчас…
— Если он приедет домой, вы имеете в виду?
— Этого пока не предвидится. Но, конечно, он можете приехать.
— Вы печальны оттого, что пишете ему?
— Люди иногда становятся сентиментальными! Я вспоминаю дни моей молодости.
— Вы, наверное, очень переживали, когда он женился на маме вместо вас?
Тетушка Софи не ответила, и я обняла ее.
Как жаль, что он не женился на вас! Мы бы тогда были всегда вместе! Он был бы здесь, с нами!
Она покачала головой.
— Он не из тех, кто долго остается на одном месте. Он бы убежал! — тетушка Софи нежно улыбнулась, продолжив:
— А ты теперь и без того моя, не так ли? Ну, как если бы я была твоей мамой! Моя племянница! Его дочь… Вот об этом мне приятно думать!
— Вы чувствуете себя теперь лучше, когда я знаю?
— Намного! Я рада, что ты знаешь. А теперь, давай-ка подсчитаем наши блага!
Я знала, что перечень получится длинным, особенно, когда сравнивала свою судьбу с судьбой Рэчел. Я это делала часто, потому что то, что с нами произошло, было очень похоже. Я жила со своей тетушкой, а она со своими дядей и тетей. Я всегда сознавала, что мне очень повезло в жизни, но, пока не узнала кое-что от Рэчел, не понимала, насколько.
Я видела, что она всего боится, но не признается в этом. Она редко говорила о своей жизни в Бэлл-Хаусе, но я чувствовала, ей есть что рассказать!
Мы с нею были гораздо более дружны, чем каждая из нас с Тамарикс. Мне постоянно хотелось ее защищать, и, полагаю, она считала меня настоящей подругой. Она часто наведывалась в Роуэнз, и мы беседовали с ней, сидя в саду. Иногда у меня возникало чувство, что ей хочется что-то мне рассказать, но она не решается. Я чувствовала, что ей не хочется после уроков возвращаться в Бэлл-Хаус. При одном упоминании о доме она менялась в лице.
Однажды, когда мы сидели в нашем саду, я спросила:
Что происходит у вас там в Бэлл-Хаусе?
Она напряглась и долго молчала. Потом у нее вырвалось.
— О Фредди, мне там страшно…
— Отчего?
— Не знаю. Просто страшно…
— Из-за твоего дяди?
— Он так добр, видишь ли. Всегда говорит о Боге… Как Авраам или один из тех людей в Библии. Что во многих вещах заключается грех… там, где люди и не подумали бы. Думаю, это потому, что он такой добрый…
— По-моему, быть добрым — значит заботиться о людях, а не пугать их.
— Когда тетя Хильда купила гребень, он счел это грехом.
Гребень был славным и украшал тетю Хильду. Мы сидели за обедом, и я похвалила гребень. Он рассердился и сказал:
«Тщеславие, тщеславие, все это тщеславие. Ты выглядишь как вавилонская блудница!» Бедная тетя Хильда! Она побелела и была очень расстроена. Он вырвал гребень у нее из волос, и они рассыпались по плечам. Дядя походил на рассерженного пророка из Библии… Как Моисей, когда люди жаждали золотого тельца. Он не похож на человека… на кого-нибудь из нас…
— Моя тетушка Софи добрая и любящая, она не цитирует Библию и не ведет себя как Авраам. Тот был готов принести в жертву своего сына, когда Бог велел ему. Тетушка Софи никогда бы этого не сделала, чтобы выглядеть хорошей в глазах Бога.
— Тебе повезло, твоя тетя Софи — замечательная! Жаль, что она не моя тетя! Но, конечно, дядя очень добрый человек. Мы молимся каждый день и подолгу. У меня все колени стерты! Мы должны получить прощение у Бога, потому что дядя считает нас очень дурными и говорит, что в любом случае мы попадем в ад.