— Ну, не волнуйся. Люси знает, что лучше для Флоры!
Флора не выходила у меня из головы. Криспин явно изменился: я видела его затравленный взгляд и чувствовала, что между нами вновь возникла некая преграда, за которую я не допускалась. И все это каким-то таинственным образом, как и в прошлом, было связано с Домом Семи Сорок!
Весь вечер между нами висела напряженность; Криспин был рассеян, как будто бы в мыслях витал далеко от дома.
Не выдержав, я спросила:
— Что случилось, Криспин?
— Случилось? — он говорил раздраженным тоном. — А что, собственно говоря, должно случиться?
— Мне показалось… ты чем-то взволнован…
— Берроуз считает, что некоторые поля в Гринакрс должны некоторое время оставаться под парами. Это, разумеется, скажется на урожае. Он просит у меня совета.
Однако я была уверена, что его настроение никак не было связано с этой заботой.
Среди ночи я внезапно проснулась. Было темно. Тревожное предчувствие охватило меня, я протянула руку:
Криспина рядом не было.
Окончательно проснувшись, я села и в темноте различила силуэт Криспина, сидящего у окна.
— Криспин! — позвала я.
— Все в порядке. Просто мне не спалось.
— Нет, тут что-то не то! — прошептала я.
— Нет, нет… Все в порядке. Не волнуйся. Я сейчас лягу. Просто мне захотелось немного размяться!
Я встала с постели, накинула на плечи халат и опустилась перед ним на колени. Прижавшись к нему, я попросила.
— Расскажи, в чем же дело, Криспин?
— Ничего, ничего, просто мне не спалось!
— Я же чувствую, что это не так, — твердо сказала я. — Тебе пора рассказать мне все!
— Ничего нет, о чем бы следовало волноваться тебе или мне!
— Нет, что-то тут есть! — сказала я. — И это не ново. Я чувствовала это уже давно!
— Что ты имеешь в виду?
— Криспин, я тебя очень люблю. Мы с тобой — одно целое. Я создана для тебя, а ты — для меня, и если тебе плохо, то плохо и мне.
Он продолжал молчать.
— Я знаю, что тут что-то не то, — продолжала я. — Я всегда это знала. Это всегда стояло между нами!
Криспин молчал несколько секунд, после чего произнес:
— Между нами ничего не стоит!
— Если бы это было так, я бы это чувствовала. Ты не стал бы ничего скрывать от меня… постоянно сдерживаться…
— Нет, — страстно возразил он, а я умоляюще посмотрела на него.
— Криспин, расскажи же мне все! Пусть это будет нашей общей тайной!
Он погладил меня по голове.
— Не о чем… Не о чем рассказывать!
— Я же чувствую, что тебя что-то угнетает, — серьезно сказала я. — Я не могу быть до конца близка с тобой, пока между нами какой-то барьер, и он был всегда. Иногда я забываю о нем, а потом он снова возникает. Ты не должен меня отталкивать, Криспин! Ты должен посвятить меня в свою тайну!
Несколько секунд он молчал, а потом тихо произнес:
— Иногда я уже был готов рассказать тебе…
— Пожалуйста, пожалуйста, расскажи мне сейчас! Это очень важно, ведь у нас все должно быть общим…
Криспин ничего не говорил, и я с новой силой стала упрашивать его.
— Я должна все знать, Криспин! Мне очень важно все знать!
Он медленно произнес.
— Хватит упорствовать. Мне страшно подумать, что могло случиться!
— Я не успокоюсь, пока не узнаю!
— Вижу, все зашло слишком далеко. Я боролся с собой, но понимал, что когда-нибудь буду вынужден рассказать тебе об этом. Этой истории уже много лет… все началось, когда я был еще маленьким… — он опять замолчал, лицо его исказилось от страха.
Мне хотелось утешить его, но я не могла этого сделать, пока не знала причину его волнения.
— Семья Лейн жила в нашем поместье, — продолжал Криспин. — Отец, Джек, работал у нас садовником. В семье было две дочери — Флора и Люси. Люси уехала в Лондон и работала там няней. Флора была на несколько лет моложе. Джек Лейн умер, а его вдова осталась жить в коттедже. Флора помогала ей и работала у нас в доме. Она очень любила детей и тоже хотела стать няней, как и ее сестра, и когда ожидалось появление ребенка у хозяев поместья, было решено, что она станет его няней. В положенное время у Сент-Обинов родился сын.
— Ты! — сказала я.
— Родился Криспин, — продолжал он. — Ты должна услышать всю историю с самого начала. Родители, как тебе известно, не очень интересовались ребенком. Они, как и все, были рады, что у них появился сын, который будет носить их имя и унаследует состояние. Но гораздо больше их интересовала светская жизнь. Они редко появлялись в поместье.
Будь они преданными родителями, все обнаружилось бы с самого начала.
В один прекрасный день вернулась Люси. Она попала в большую неприятность: ждала ребенка и была вынуждена оставить свою работу, прожив за несколько недель в Лондоне все накопленные деньги. Она вернулась домой. Можно только представить себе, в какой ужас от этого известия пришли обитатели коттеджа: отец умер, мать и Флора работали в поместье, и Флора готовилась стать няней ребенка, который должен был родиться!
Криспин опять замолчал, и я поняла, что ему тяжело говорить. Собравшись с силами, он продолжал рассказ.
— Люси была сильной молодой женщиной, доброй, но доверчивой, каких много на этом свете. Ей много наобещали, соблазнили, а потом бросили. Положение весьма банальное, но от этого не менее ужасное для молодой девушки. Таких девушек общество подвергает остракизму, а когда они остаются без средств к существованию, их положение просто безнадежно. Можешь себе представить страдание ее матери? Они годами жили в маленьком коттедже в узком кругу людей, независимые и уважаемые, а теперь дочь, которой они так гордились, потому что у нее была хорошая работа в знатном лондонском доме, возвращается домой, принеся в семью бесчестье, которое всем придется разделить!
— Так у нее был ребенок?
— Да. Но она не могла вечно держать это в секрете! Они думали, что же им делать, пока не придумали определенный план на будущее. Миссис Лейн одно время занималась акушерством, так что с родами все уладилось. Однако перед ними возникла серьезная проблема. Нельзя же вечно прятать ребенка! Им пришла мысль покинуть поместье и перебраться в Лондон, где Люси и Флора найдут работу, а мать будет ухаживать за ребенком. На том и порешили. Им было ясно, что оставаться в Харперз-Грине и стать предметом вселенского скандала совершенно недопустимо!
— Какой ужас!
— Но они колебались. Одно время миссис Лейн подумывала пойти к миссис Сент-Обин и попросить ее помощи. Она полагала, что Сент-Обины будут менее шокированы случившимся, чем некоторые обитатели Харперз-Грина. И тут произошло нечто необыкновенное!
Криспин замолчал, словно ему было трудно преодолеть последний барьер.
— Криспину тогда было несколько недель. Флора его нянчила. И тут вдруг нашелся выход из затруднительного положения… Он был в высшей степени ужасен, но для них он представлял решение проблемы. И помни, что к такому решению пришли отчаявшиеся люди!
Ты знаешь Флору и понимаешь, что она не совсем психически здорова. Думаю, она всегда была несколько придурковата, и было несколько легкомысленно с ее стороны взять на себя заботы о ребенке: но она всегда очень любила детей, и многие матери из деревни позволяли ей ухаживать за малышами. Разумеется, мы не знаем, какой она тогда была. Мы ее знаем уже бедной сумасшедшей женщиной, какой она стала.
В то время она приглянулась Джерри Уэстлейку, сыну одного из местных фермеров.
— Я помню его. Он не так давно приезжал сюда. Он, по-моему, уехал в Новую Зеландию.
— Да, вскоре после случившегося. В ту пору Джерри был энергичным молодым человеком, почти мальчиком. Он очень увлекался футболом и везде, где бы он ни появлялся, не расставался с мячом, отрабатывая различные удары и подачи. Этого я, конечно, не помню, но слышал от других. Он обычно выполнял в Сент-Обине какие-нибудь случайные работы и там увидел Флору. У них вошла в привычку своеобразная игра: он свистел ей, она выглядывала из окна, он бросал ей мяч, а она, поймав его, бросала обратно. Когда она спускалась вниз погулять с ребенком, он демонстрировал ей свои достижения и объяснял приемы игры.