– На востоке.
Теург, помрачнев, опять повернулся, чтобы уйти.
– Где-то там…
Он медленно заковылял к дверям палаты Совета.
– …на востоке.
Король не стал его задерживать. Принц Бифальт решил, что это было самым большим проявлением милосердия за весь разговор.
Так и случилось, что два дня спустя принц, отряд гвардейцев и груженые подводы прошли через ворота за укрепления Отверстой Длани, направляясь на восток. Выйдя за стены, отряд прошел по запутанным улицам городка, выросшего снаружи основных королевских укреплений и продолжавшего расти, пока число его жителей не превысило число горожан. Гонимые нуждой беллегерцы постепенно выселялись с пограничья, где бесконечно бушевала война с Амикой.
Из более отдаленных городов, сел и деревушек уже собрали мужчин, тех, кто мог быть воином. Сильные отцы и крепкие сыновья, даже еще годные деды – все были взяты в войска. Со временем, оставшись в слишком малом числе, чтобы обрабатывать землю и самим держать стада, их семьи последовали за ними в поисках работы или милостыни, оставив на севере только самых упорных земледельцев и коневодов, женщин, стариков и детей. Конечно, женщины могли работать столько же, сколько и мужчины. Но без мужчин женщины не могли поддерживать и войско, и королевство. Вскоре они не могли прокормить даже свои семьи. В результате вокруг королевских стен образовался вонючий грязный городок, построенный без плана, без канализации. Еще более нездоровым его делали постоянно пылающие в кузницах огни и мерзкий дым, поднимающийся из мастерских алхимиков. Каждый раз, когда шел дождь, беднота выбегала из-под небрежно сооруженных крыш, а переполненные сточные канавы выливали нечистоты на узкие улицы и переулки.
Принца Бифальта считали человеком с жестким характером. Конечно, он делал все, чтобы стать таким. В том возрасте, когда мальчики начинают обращать внимание на своих отцов, он наблюдал, как боль проедала морщины на лице его отца, как от нее убывала сила его рук, твердость его поступи. За несколько лет принц понял, что боль короля Аббатора была вызвана страданиями Беллегера. Если бы в королевстве царил мир, король был бы мужчиной в расцвете сил. Но шла война, и король постарел и обессилел из-за бедности своего народа и угрозы своим землям. На его плечи давил груз каждой раны, каждой смерти.
Видя, как король Аббатор сдает с каждым днем, принц поклялся со всем воодушевлением своей юности, что он не подведет отца. Но теперь принц Бифальт был мужчиной: он знал, что его клятва подразумевала нечто большее, чем ему представлялось сначала. Он знал, чем обернется поражение, не только для короля Беллегера, но для всего королевства. И он знал, что мужчине нужно каменное сердце, когда он встает лицом к лицу с амиканской конницей. И амиканской теургией.
От вида беллегерцев, живущих в таких трущобах, принцу стало плохо. Со своего коня он видел глаза, в которых читалась тяжелая утрата, лица, на которые легли морщины лишений и горя, высохшие руки и ноги, обернутые нищими лохмотьями. Если эти люди были причиной заката короля Аббатора, то они же стали и причиной клятвы принца Бифальта. Если он проиграет или когда он проиграет, именно они заплатят за это.
За все это, как и за саму войну, принц считал ответственной Амику. Условий вокруг Отверстой Длани нельзя было улучшить, пока – вернее, если враг Беллегера не потерпит поражение.
Враждебность Амики была выше понимания принца. Он не уклонялся от нее, но и не мог ее осознать. Того, что он рассказал перед последним сражением своим товарищам, было недостаточно, чтобы объяснить свирепость амиканцев. Обычная легенда, в любом случае все это произошло давным-давно. Но ярость врага Беллегера не ослабевала. Она казалась такой же противоестественной, как и магия. Если бы принц не видел, как амиканцы свирепствовали и сжимались от страха, бросались в атаку и обращались в бегство, истекали кровью и погибали на полях сражений, как обычные люди, принц не поверил бы в человечность их природы.
Несмотря ни на что, принц излучал уверенность, пока подданные его отца провожали отряд. Пока его конь ступал по грязи и нечистотам, пока принц вел своих людей через толпы, голова его держалась высоко, а на лице читалась решительность. Только когда он оставил позади эти улицы, а затем и внешние постройки, а затем и поля, он позволил себе задуматься и засомневаться.
О смутной цели своего путешествия принц смог разузнать лишь немногое с тех пор, как король поручил ему это дело. Один из тех военачальников, что были постарше, показал принцу карту, которая оказалась более подробной, чем те, что он изучал раньше. Карта подтвердила, во-первых, что восточные границы Беллегера терялись в неизмеримой и непроходимой пустыне, тянувшейся на север во владения Амики, а возможно, и еще дальше. Принц, конечно, знал о существовании пустыни. Но ему никогда не приходилось видеть ее: она лежала слишком далеко на востоке, а подготовка к войне против Амики не оставляла ему свободного времени на исследование своей родины. Во-вторых, карта показала принцу, что прямая, проложенная на восток дорога приведет его ближе к амиканским границам. От моря и до пустыни границей между королевствами служила Предельная река. В конце концов, единственной для отряда преградой против врагов останутся ее берега.