— Схожу взгляну, как он там, — прошептала Марни.
Из коридора до меня доносился ее голос, негромкий и оживленный, мелодичный, звучавший практически как песня. И ответы Чарльза, резкие, сухие и отрывистые. И если поначалу он выплескивал на нее раздражение, накопившееся за день, то потом и ее голос изменился, в нем стали проскальзывать пронзительные нотки, и, вместо того чтобы успокоить Чарльза, она и сама начала заводиться.
— Послушай, я только что вошел в дом! — вспылил он. — И ты с порога бросаешься задавать мне какие-то вопросы про свадьбу. Я понятия не имею, Марни. Я вообще не в курсе всех этих вещей.
— Я задала тебе вопрос про твою мать, — возразила она. — Она же твоя мать, не моя.
— Ее присутствие под вопросом.
— Но она есть в плане рассадки гостей.
— Ну так зачем ты вообще ее туда внесла? — огрызнулся он.
— Затем, что она твоя мать, — не сдержалась Марни. Потом, понизив голос, уже мягче добавила: — Разве она не приедет? Мы сто лет ее не видели, и…
— Я иду в душ, — оборвал он ее и решительным шагом двинулся по лестнице на второй этаж.
Марни простонала и вышла в кухню.
До меня донесся шум бегущей воды, потом включилась конфорка, и Марни принялась говорить что-то на камеру, уже как обычно, нараспев. Я продолжала резать, продевать и завязывать ленты и складывать готовые меню в коробки.
Минут через десять Чарльз появился в гостиной, уже переодетый в джинсы, с мокрой после душа головой, и плюхнулся на диван рядом со мной. Он был такой большой, такой высокий — шесть с лишним футов роста, широкие плечи, накачанные мышцы, ради которых мужчины так убиваются в спортзале, просто потому, что хотят казаться сильными.
— Ты ее не приглашал, — произнесла я, отмеряя отрезок ленты между пальцами.
— Что? — спросил он.
— Ты врешь, — сказала я. — Ты ее не приглашал.
Не думаю, что он горел желанием признаться мне — будь у него выбор, он предпочел бы этого не делать, — но его заминка обнажила правду.
— Я не хочу, чтобы она присутствовала, ясно? — буркнул он.
— Я понимаю твое желание, — кивнула я, и это была чистая правда. — Я не стала звать своих родителей к себе на свадьбу.
— Вот именно, — заявил он.
Вероятно, он не понял меня, решил, что наши родители похожи и мы с ним думаем одинаково, в то время как это было совершенно не так.
— Потому что она больна, — продолжил он. — А я не уверен, что буду в состоянии терпеть все это в день собственной свадьбы, понимаешь? Если она там будет, это будет ее день, а не наш. Ты не представляешь себе, как люди реагируют на чужую болезнь. Стоит мне выйти с ней куда-нибудь, как все сразу же хотят поговорить про этот ее чертов парик, непрерывную тошноту и про диеты, которые излечивают рак. Это просто дурдом какой-то. Мне кажется, это ей нравится. Нравится быть в центре внимания. Думаю, оно придает ее жизни смысл. Придает смысл болезни. В общем, проще будет ее не приглашать.
— Но она же твоя мать, — сказала я.
— И что?
Он уже вытащил из кармана телефон и отвлекся на кого-то еще где-то в другом месте.
— Не можешь же ты не пригласить ее из-за того, что она больна, — проговорила я. — Она вообще в курсе того, что происходит?
— Не исключено, — отозвался он без малейшей тени смущения в голосе. — Полагаю, в какой-то момент моя сестра могла что-нибудь ляпнуть.
— И мать на тебя не обиделась?
— Понятия не имею, — пожал плечами он. — Я не интересовался. Мы с ней не особенно близки.
— Это жестоко, — сказала я.
Он положил телефон на столик и провел пальцами по влажным волосам.
— Не думаю, что ты имеешь право в чем-то меня упрекать, — заявил он, вытирая мокрую ладонь о диванную подушку. — Учитывая, что ты сама не пригласила своих родителей. И это моя свадьба, так что решать мне. А я не люблю больных людей.
— Чего ты не любишь? — спросила Марни, которая вошла в комнату со стопкой бело-голубых керамических тарелок и столовым серебром в руках и услышала лишь обрывок последней фразы.
Она поставила свою ношу на стол.
— Я не пригласил свою мать, — сказал он.
— Потому что она больна, — добавила я.
— Что? — переспросила Марни и принялась раскладывать сначала ножи, а потом вилки. — Потому что она больна? Но разве это не та причина, по которой ее нужно пригласить?
— Вот именно, — процедила я.
— Нет, — отрезал Чарльз. В его тоне не было злости, как тогда, в прихожей, но он был твердым и решительным. — Это мой выбор, — продолжил он. — А я не хочу видеть ее на своей свадьбе. Я не люблю больных людей.