В какой-то момент я даже задумалась о том, чтобы выйти из метро и податься в сторону дома. Думаю, мне там было бы вполне неплохо. Заказала бы какой-нибудь еды с доставкой и посмотрела что-нибудь по телевизору. Но я поехала дальше. Мне хотелось увидеть Марни. Мне необходимо было ее увидеть.
Еще секунду назад я притворялась, что все в полном порядке — это знакомая станция, знакомый путь, знакомый дом, — а потом меня вдруг накрыло липким страхом. Я знала, я была совершенно уверена, что Марни не пожертвует нашей дружбой полностью. Но сейчас спрашиваю себя: настолько ли я была в этом уверена, как мне тогда казалось?
Будь я так уверена, так железобетонно в этом уверена, сделала бы я то, что сделала?
— Добрый день, мисс, — скороговоркой пробормотал консьерж, когда я вошла в холл.
— Добрый вечер, Джереми, — с улыбкой ответила я.
Он не поднялся, не вышел мне навстречу, не заявил, что я здесь теперь персона нон грата, и не потребовал немедленно покинуть здание. Меня это несколько приободрило, пока я стояла в ожидании лифта.
Я надеялась, что Чарльз будет еще на работе и я смогу поговорить с Марни с глазу на глаз, объяснить ей ситуацию так, как она виделась мне. Я знала, что смогу донести до нее свою точку зрения.
В лифте было пусто, и, поднимаясь, я внимательно разглядывала свое лицо в зеркальной стене. Думаю, я всегда знала, что Марни предназначена для такой жизни — с паркетными полами, хрустальными люстрами, консьержами и зеркальными лифтами, в которых зеркала неизменно были безукоризненно чистыми, без единого развода или отпечатка.
Я подошла к их квартире и нажала кнопку звонка, но мне никто не открыл. Лампочка над дверью перегорела, и я была окутана сумраком, стоя в серой тени посреди золотистой дымки, которую излучали справа и слева светильники над соседними дверями. Это было очень красиво, темень среди света, — красиво и немного пугающе. Я потопталась перед дверью, потом, выждав минутку для приличия, позвонила во второй раз, задержав палец на кнопке.
И снова никто не открыл.
Я приложила ухо к двери раз-другой, пытаясь различить голос Марни, или радио, или шум машин, проезжающих под открытым балконом. Но единственное, что мне удалось услышать, — это шорох собственной кожи, которая терлась о массивную деревянную дверь. Я отодвинулась и огляделась по сторонам. В коридоре никого не было: ни жильцов, ни гостей.
Я принялась рыться в сумке. Я точно помнила, что он там. Я очень давно им не пользовалась — не возникало необходимости, — но решила, что когда-нибудь он может пригодиться, и оставила у себя. Он — ключ — обнаружился на дне небольшого кармашка, вшитого в подкладку моей сумки, потайного отделения, где я держала обезболивающее, тампоны и тюбики губной помады.
Я замерла, прислушиваясь, и вставила ключ в замочную скважину. Потом убрала руку и снова завертела головой, желая убедиться, что за мной никто не наблюдает. Но я по-прежнему была в коридоре одна.
Поверь, я не собиралась делать ничего дурного. Тогда я не предполагала, к чему все это приведет. Откуда мне было знать? Я вообще не забегала в своих мыслях далеко вперед, когда вспомнила, что у меня должен быть ключ, а потом нашла его.
Хотела бы я сказать, что собиралась занести цветы или, может, оставить красивую открытку со словами примирения. Не хуже было бы уверять, что я решила приготовить им на ужин нечто совершенно особенное.
Но все это была бы ложь — ложь того рода, относительно которой я уже предостерегала тебя, ложь настолько притягательная, что тебя самого так и подмывает в нее поверить.
У меня не было никаких оснований полагать, что не более чем через десять минут Чарльз будет мертв.
Я вошла в квартиру. Наверное, я планировала — и сейчас мне очень важно, чтобы ты знала это, чтобы ты понимала мои намерения, — быстренько осмотреть первый этаж, потом второй, после чего вернуться обратно в коридор и подождать возвращения хозяев. Я не собиралась ничего ни трогать, ни брать, ни задерживаться в квартире надолго.
И уж определенно я не планировала никого убивать.
Я хотела заскочить в кухню. Заглянуть в холодильник. Это позволило бы понять, была я все еще желанной гостьей в этом доме или нет. Если в ящике для зелени нашлась бы клубника, значит Марни ждала меня. А если в морозильнике обнаружилась бы невскрытая упаковка мороженого, то она определенно была на моей стороне. Мороженое она покупала только для меня. Тогда я могла бы сделать вывод, что ничего еще не кончено, что наша дружба не разрушена до основания, что Марни не хочет меня терять.