- Мы не можем бесконечно долго изучать прошлое, только изучать - и все. Рано или поздно мы должны замкнуть петлю обратной связи по времени. Здесь он немного помолчал, исподлобья поглядывая на нас. - Сочтено возможным начать это уже сейчас.
Мы были ошеломлены и приятно обрадованы.
- Предварительно мы изучили отчеты всех лабораторий института. Нас, конечно, интересовал наиболее полный отчет о каком-нибудь отрезке прошлого. - Мы все повернули головы в сторону Афанасия. - Таким является работа Навагина.
Афанасий покраснел от гордости.
Минут пятнадцать длился краткий разбор его отчета. Действительно, Навагин все исследовал на «отлично». Нам не хватало его пунктуальности, его скрупулезной педантичности и работоспособности.
Потом нам предложили ответить на вопрос:
- Что в настоящее время, учитывая необычность эксперимента, неразработанность методики и сложность прогнозирования (ведь человеческая цивилизация развивается не в Ньютоновском, а в Бергсоновском времени), можно было бы транспортировать в прошлое?
Конечно, мы между собой уже давно спорили на эту тему, но никогда не могли прийти к общему мнению. Одни говорили, что антибиотики, другие хлеб, третьи - знания, накопленные к настоящему времени человечеством, четвертые, такие, как Афанасий, - пулеметы.
Заспорили и сейчас, только Афанасий молчал. Он, как и мы все, уже понял, что эксперимент будет проводиться в том отрезке времени, где он работал.
Спорили долго, потом кто-то сказал:
- Ничего материального в прошлое транспортировать пока нельзя.
Мы притихли, вполголоса, словно сами себе, задавая неразрешимые вопросы:
- Тогда что же?
- Что?
- Абсолютную идею?
- Улыбку, что ли? - растерянно спросил Афанасий.
- Да, улыбку, - спокойно ответил президент Западно-Сибирской Академии наук.
- Зачем? - спросил я машинально.
- Зачем? - переспросил президент. - Это будет иметь только положительные последствия. Может быть, не очень значительные, но все же положительные. Люди должны улыбаться. Уметь улыбаться. Хотеть улыбаться. Это для начала. Эксперимент будут проводить Афанасий Навагин и Александр Ветров. У Александра, говорят, большая коллекция улыбок. Это очень кстати. - И, обращаясь к нам с Афанасием, спросил: - Вы согласны?
- Я согласен, - ответил Афанасий, бледнея от волнения.
- Я согласен, - ответил я, чувствуя, что тоже бледнею.
Нас бросились поздравлять. Игорь уже пытался задавать конкретные технические вопросы. Все что-то говорили, вряд ли слушая друг друга. Было шумно и как-то напряженно весело. Ведь это такое событие!
Подготовка к эксперименту велась быстро. Я изучил отчет Навагина и уже хорошо представлял, с чем мне придется столкнуться в прошлом. Афанасий не знал покоя, без конца уточняя мельчайшие события в своем «подшефном времени». Несколько раз он просил меня показать ему коллекцию улыбок.
- Для пользы эксперименту, - как говорил он.
Не знаю, попросил бы он когда-нибудь меня об этом или нет, если бы нам в скором времени не пришлось работать вдвоем.
- С этим можно… - говорил он, просмотрев коллекцию, но так ни разу и не улыбнувшись.
«С этим можно начинать», - так я понимал его слова, и это даже льстило мне. Афанасий Навагин не порицал улыбку.
8
Эксперимент начался в конце лета.
В этот день все были очень предупредительны к нам, старались что-нибудь посоветовать, чем-нибудь помочь.
- Не трусите? - спросил нас директор института перед самым началом.
Я отрицательно покачал головой.
- Я не струшу, - сказал Навагин.
И вот началось…
Мы стояли посреди бесновавшейся толпы мужчин, женщин и подростков. Багровые отсветы тысяч факелов освещали перекошенные лица. Рев толпы, отчетливые ритмы маршей, взвинченность, скрытый страх и выпиравшие из людей ненависть, звериная злоба и злорадство. Я знал, с чем мне придется встретиться. И все же я был ошеломлен.
Это были люди, только совсем не такие, какими я их привык видеть. Посреди площади, окруженной многоэтажными домами, балконы, окна и крыши которых были облеплены людьми, горел костер. Его пламя поддерживали стопками книг, сгружаемых с автофургонов и грузовиков. С воплями удовлетворения и злорадства люди хватали книги и бросали их в огонь.
С того места, где мы стояли, было плохо видно происходящее, и Афанасий, схватив меня за руку, потащил ближе к костру, бесцеремонно расталкивая толпу.
Наконец мы очутились почти возле самого костра.
Улыбнуться здесь мне казалось кощунством. Я чувствовал, что не смогу этого сделать.