— Может. — Донна вдруг заметила, что с Анной трудно не согласиться.
— Вы ходите в какую-нибудь чикагскую церковь? — Донне хотелось знать, не притупил ли американский образ жизни ее религиозные интересы.
— Да, конечно, — Анна пристально смотрела на Донну. — В Америке многие ходят в церковь или синагогу хотя бы раз в месяц.
После упоминания о синагоге Рубен ждал, что она скажет про мечеть — по недавним исследованиям в США мусульман не меньше, чем иудеев.
— Я хожу в Собор святого Володымыра — Владимира по-вашему — на Вест-Кортес-стрит. Еще в приход святой Софии, украинскую православную церковь — там прямо как дома. В Чикаго много украинцев. Есть даже украинский музей, я хожу туда, когда скучаю по родине.
— Бабушка научила вас молитве к Иисусу? — Рубен подыскивал вопрос, который подтолкнул бы Анну к рассказу о своем религиозном опыте.
Она слегка помялась.
— Да, только я ее уже забыла.
Дэвис невольно нахмурился. Как могла православная, регулярно посещающая церковь, забыть молитву к Иисусу? Это ведь как езда на велосипеде. Разучиться невозможно. Дюжина простых слов: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери и всех святых, помилуй нас. Аминь». Они вмещали суть Евангелия и служили верующим молитвой с VI века. Многие православные монахи произносили ее в такт дыханию и биению сердца, чтобы она буквально стала «молитвой сердца».
Может, Анна не так поняла вопрос?
— В Соборе святого Владимира много икон?
— Да, много. Есть копии великих произведений религиозного искусства из Украины, есть современные подлинники. В моей чикагской квартире висит старинная икона святого Владимира, которую я привезла из дома. Он держит крест и меч, как тысячу лет назад… Суровый князь Киевской Руси. Теперь Киевская Русь называется Украиной.
Насколько я помню, он захватил Константинополь и взял с собой несколько священников.
Верно, — с энтузиазмом продолжила Анна. — Князь Владимир хотел объединить народ с помощью новой религии. Разослал гонцов изучать иудаизм, христианство и ислам. Иудаизм его заинтересовал, но Владимир не мог взять в толк, отчего божество, которому поклонялись евреи, позволило им потерять свои земли и рассеяться по миру. Он выбрал христианство Восточной Византии и насильно окрестил жителей Киева. Мы зовем его Креститель.
Во второй раз у Рубена шевельнулось подозрение. Многие считают иконы видом религиозного искусства, но для православных плоские двухмерные изображения Христа и святых — окна в божественный мир. Стремясь поведать о святом Владимире, Анна, похоже, забыла, что говорит о священных образах.
У меня есть и другие традиционно украинские вещи. Я покажу, если вы зайдете ко мне в гости на «Террасу». Я привезла несколько писанок — раскрашенных пасхальных яиц, которыми славится Украина.
Ее энтузиазм и блеск в глазах увлекали Рубена. Умная, деликатная и веселая женщина. Донна тоже поддалась ее очарованию.
Я бы посмотрела на эти яйца, пап. Мы проходили их по искусству.
Через пять дней в пятницу вечером уже Рубен и Донна несли цветы, вино и «печенье анзаков».[6]
Анна оказалась великолепной хозяйкой. Они с порога принялись рассматривать изящные и замысловато раскрашенные пасхальные яйца. Донна чуть не прыгала от радости, когда Анна отдала ей одно в качестве «маленького сувенира».
На ужин были современные и традиционные украинские блюда: борщ из капусты, свеклы и помидоров, настоящая котлета по-киевски. На десерт Анна предложила сырники.
Она мастерски занимала Рубена и Донну. Когда они пили кофе после еды, дала Донне полистать несколько нью-йоркских журналов и польстила Рубену, спросив о его теософских статьях и особых увлечениях. Он отвечал с удовольствием, видя, что Анна всерьез заинтересовалась и быстро подкидывает более глубокие вопросы, что указывает на ее сообразительность и любознательность.
Рубена пугали те немногие женщины, с которыми он встречался после смерти Джейн. Они либо чересчур страдали от предыдущего неудачного романа, либо торопили события, желая убедиться в его чувствах. Прикинув, что Рубен одинок и нуждается в ласке, а мужчина влюбляется в ту, с которой спит, три из них попытались затащить его в постель.
Ему, конечно, не хватало теплого тела рядом, но в отчаяние он не впадал. Не обращал внимания на якобы случайно обнажившиеся бедра, прозрачные блузки и откровенные предложения познакомиться поближе. Конечно, хорошо с кем-нибудь поразвлечься, но Рубен не хотел секса без любви. Он чувствовал, что утром его настигнет пустота, разочарование, воспоминания о том, как у него было с Джейн, и боль утраты.
Но Рубену нравилось, что женщины находят его привлекательным. Те, в свою очередь, не привыкли к отказам и удваивали старания. Рубен, естественно, не сдавался. И так тянулось, пока кто-то не предлагал «отдохнуть друг от друга» — или оба понимали, что у отношений нет будущего, и расходились мирно.
Анна — другое дело. С нею было спокойно. Ее тело не кричало о сексуальном желании. Одинокая иностранка, которая радовалась их компании и явно ничего не ждала от Рубена, кроме дружбы.
— У вас кто-нибудь есть, Анна?
Донна озвучила мысли Рубена. Кольца на пальце он не заметил, но спросить боялся — вдруг Анна подумает, что он вторгается в ее личную жизнь или желает близости. Женщины, которые тянули Рубена в постель, первым делом задавали такой вопрос.
— Донна, это слишком личное, — предупредил он, надеясь, что Анна все равно ответит.
— Ничего страшного. Сейчас я одна. На Украине остался муж. Мы поженились очень рано, он слишком много пил и бегал за женщинами. Я прощала, как все украинки. У нас многие мужья пьют и придерживаются двойной морали. Мужчины гуляют направо и налево, но женские измены не прощают.
— Сочувствую.
Рубен видел по липу Анны, что воспоминания причиняют ей боль.
— И однажды он поднял на меня руку. После этого я ушла. Я все еще любила его. Возможно, он просто не дорос до брака. В Чикаго я жила с украинским профессором по экономике, который приехал раньше меня. Сейчас я одна. Я не слишком лажу с мужчинами. Но я счастлива.
— Печально. Мужчины иногда такие сволочи, — поделилась Донна богатым опытом своих семнадцати лет. — На моего парня нельзя положиться. Он сидит за компьютером и не вспоминает обо мне. Нет, конечно, не все такие. Ты, пап, классный — когда на меня не наезжаешь.
— Спасибо. Приятно знать, что я не обычная сволочь — всего лишь противный назойливый отец, которому не нравится, когда его дочь обзывает других сволочами.
— Если мы, женщины, будем считать мужчин плохими, нам никогда не построить отношений с ними. Надо оставлять ошибки позади, двигаться дальше и надеяться, что в следующий раз повезет, — Анна понимающе улыбнулась Донне. — Сомневаюсь, что твой отец обидел бы женщину. Он добрый и нежный. Наверное, ему стоит иногда тебя одергивать.
— Наверное. Но я ему об этом в жизни не скажу.
Они рассмеялись.
— Что вы делаете на Пасху? — неожиданно выдала Донна.
— Остаюсь здесь. Поработаю в университетской библиотеке и схожу в кино. Если день выдастся солнечный, съезжу в Истборн и прогуляюсь по побережью до маяка. Говорят, там красиво.
Анна опустила взгляд, словно хотела чего-то другого, но выбирать не приходилось.
— Какая скука. Почему бы вам не отдохнуть с нами в фургоне на озере Таупо?
Донна не посоветовалась с отцом, зная, что он начнет сопротивляться и назовет ее бестактной. Но она же видела, что Рубену нравится Анна и они прекрасно ладят.
— Я сыграю роль компаньонки.
— А как же Эмма? — вмешался Рубен, обеспокоенный, что Донна ведет себя как мать — решает, не посоветовавшись.
— Эм — это моя подружка — сегодня предупредила, что с нами не поедет, потому что на каникулах будет гостить в Сиднее.
— Я вам помешаю. Такой важный праздник отец с дочерью должны отмечать вдвоем.
— Нет. Мы играем в слова, плаваем, спорим о политике и слушаем радио. Папа философ, и любит поспорить. Потом он идет ловить или, скорее, развлекать рыбу. Форель надрывается от смеха при виде мушек с глупыми названиями «слава пастора» и «серый призрак». Я катаюсь на водных лыжах и зависаю с друзьями из лагеря. С вами будет веселее.
6
«Печенье анзаков» — печенье из пшеничной муки, овса, измельченного кокосового ореха и сахарного сиропа («анзаками» называли солдат совместного Австралийского и новозеландского армейского экспедиционного корпуса в годы Первой мировой войны).