— Я знаю лишь, что ты всегда вторгался туда, куда тебя не приглашали! И права такого у тебя не было ни тогда, ни сейчас.
— Может и так, Васенька, но тот факт, что однажды меня все-таки пригласили, говорит о том, что насчет прав ты либо ошибаешься, либо привираешь! — он подался вперед, делая наше положение совсем уж критическим для меня. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Это слишком мало, вернее, много. Гораздо больше того, с чем могу справиться.
— Сень, дежурный из офиса звонил! — появление Максима Григорьевича стало спасательным кругом для меня. — У нас попытка рейдерского захвата на объекте. Надо ехать.
— Да, пап, — ответил Арсений, так и не отводя глаз и не отстраняясь.
Я же заполошным зайцем метнулась в сторону, натыкаясь бедром на кухонный стол, и сжалась, услышав, как победно хмыкнул Арсений.
— Что же, семейный ужин отменяется, — довольный голос Арсения заставил закусить губу до боли, чтобы не дать вырваться воплю досады. — Но завтра мы обязательно продолжим с этого же места.
Они ушли, а я стояла и смотрела на ненавистную картошку, которую он так виртуозно чистил. По одной проблеме за раз, да, Василиса? Ну так сегодня ты, выходит, облажалась и не решила ни одной, с чем себя и поздравляю! Да и ладно. Арсений сказал продолжим завтра с того же места? Вот, значит, так и сделаем. И тогда-то я точно буду готова!
ГЛАВА 8
Арсений.
Дорога к объекту, который пытались подмять под себя рейдеры, заняла около часа. К моменту нашего с отцом приезда группа быстрого реагирования уже была на месте и блокировала всех посторонних, пытавшихся проникнуть в офис завода и захватить всю документацию. Нападающих было вдвое больше, чем ребят из опергруппы вместе с нами. Но что могли противопоставить бывшим ВДВ-шникам и отставникам из спец-войск хоть и крепкие, но дилетанты? Ведь при подобных операциях расчет всегда на эффект неожиданности и на то, что толпе агрессивно настроенных молодчиков будут противостоять простые рабочие и управленцы. Но владелец этого завода оказался дальновидным и не жадным и, как только запахло жареным, нанял нашу охранную фирму и не прогадал. Отец дал команду на жесткое задержание, и я был по-настоящему рад выпустить пар и снизить градус бурлящих внутри противоречивых эмоций, которые буквально рвали меня в противоположные стороны.
Приобретенная в последние годы разумная часть моего сознания требовала прекратить любые игры, отказаться от иллюзий и душить на корню все нездоровые фантазии, что будит во мне близость Василисы и ее неоднозначная реакция на меня. Ведь, будь сегодня на ее месте любая другая женщина, я бы трактовал язык ее тела как возбуждение. Но в случае с Василисой я скорее отнес бы это к подавляемому сильному гневу. Рассудок настаивал на том, что мне нужно вообще отказаться от попыток анализировать и мои, и ее эмоции, а, поговорив однажды и расставив все точки в прошлом, просто начать игнорировать Василису как женщину. Пора действительно научиться видеть в ней только сестру, как и надо было с самого начала, а не противника, жертву или средоточие запретной чувственности.
Но вот проблема в том, что другая примитивная часть меня просто с ума сводила потребностью докопаться до сути испытываемых этой женщиной чувств. Причем и ее предполагаемый гнев, и возбуждение были одинаково привлекательны и непреодолимо притягательны для меня. Это было нечто не на уровне «хочу-не хочу», а скорее уж «жизненно необходимо». Темная, дикая и, вроде, укрощенная часть моей натуры нуждалась в том, чтобы вытащить эти эмоции Василисы на поверхность, заставить взрываться и полыхать, и плевать, что при этом сам сгорю к чертовой матери. Мне было нужно, невыносимо нужно это от нее, не знаю зачем, только вот по-другому прямо никак. И если не видя, не чувствуя запаха, не находясь так непереносимо близко я еще мог заставлять себя мыслить в правильном, адекватном направлении, то оказавшись в считанных сантиметрах, да еще после звонка этого хлыща столичного… Секунды отделяли меня от того, чтобы совершить что-то по-настоящему глупое и неправильное, то, что окончательно бы превратило происходящее между нами в бардак вселенского масштаба. Или может… может, наоборот, все стало бы на свои месте, как ему и полагалось, не будь я таким тупым и жестоким когда-то. Эй! Прекратить эти фантазии! Это должно закончиться и стать простым и однозначным для нас, а не повергнуть в такой водоворот, что целыми и прежними уже не выбраться. Но как же меня ломало и болело все нутро при мысли о том, что Василиса уедет, вернется на ту территорию, где права на нее принадлежат другому. Да твою же дивизию! Что же это такое! Что, разве здесь эти самые права принадлежат мне? Какие вообще, к такой-то матери, права? Задурила мне голову! Эх, Васька, Васька! Хотя собственное подсознание гадко глумилось, шепча, что особых усилий ей для доведения меня до грани вменяемости никогда не требовалось, достаточно было самого факта присутствия и попыток установить между нами границы, чтобы во мне просыпалось чудовище, желающее снести, стереть на хрен все эти воображаемые рубежи и продемонстрировать, что все и везде — мое пространство. Вот только зачем, кто бы мне сказал!