Тот, который цыкал зубом эдак вальяжно произнес:
— А ты деловой, дядя? Обзовись-ка?
— Я тебе не дядя. Племянничек нашелся… Делить будем поровну, понятно?
— А ты что, самый правильный? Люди хотят есть, и они будут есть. А те слизняки, — каторжанин указал на корму. — Они могут жрать друг друга. Если ты силён, дядя, то возьми что осталось, на тебя хватит.
— Здесь не каторга, и не тюрьма. Мы все здесь в одной заднице. У нас тут нет мастей и нет обиженных, — настаивал Разор. — Поэтому делить будем поровну.
Рем не очень понял про масти, но каторжане, видимо, знали о чем идет речь. Вон как глаза загорелись!
— Здесь будет так, как решат люди, — гнул свою линию их предводитель.
Именно у него были татуировки на руках. Он как-то особенно выдохнул:
— Хо! — и все его сообщники поднялись, и встали у него за спиной.
Воришка, кстати, проворно переместился в глубокий тыл.
Драться с превосходящими силами противника было страшно. С другой стороны, Рем был в своих ботфортах, с ним был Разор — судя по всему мужик очень непростой, а у каторжан не было никакого оружия…
— Ты просто прикрой мне спину, — буркнул Разор.
Рем кивнул, ощущая как противно тяжелеют колени, и несколько раз резко выдохнул: иногда это помогало. Вдруг ситуация коренным образом изменилась: северянин, мимо которого как раз продвигались каторжане, резко привстал и огромной ручищей отвесил ужасной силы оплеуху главарю. Тот кубарем покатился на нос, на ходу сбив двоих своих людей. Не дожидаясь продолжения, Разор и Рем кинулись на врага. Разор разделался со своим противником двумя хлесткими ударами в корпус, еще одного дернул за ногу северянин, обрушив каторжанина на доски днища. Рему остался воришка, и парень не стал церемониться: схватив за грудки швырнул его о борт. Вор сполз вниз, теряя продукты: рыбу и сухари, которые вываливались из-за пазухи и из карманов.
Каторжане были разгромлены.
— А теперь каждый может подойти сюда и получить по два сухаря и одной рыбине. Спокойно, без шума, по очереди. После этого мы пересчитаем остатки и разделим всё поровну, — отдышавшись, сказал Разор.
Северянин одобрительно кивнул, и первым протянул свою лапищу. Ладонь его была похожа на лопату. Два куска хлеба и сушеная рыба смотрелись в такой лапе совсем по-детски. Однако он ничего не сказал, спокойно взял свою еду и принял привычное положение, привалившись к балке.
Потихоньку, недоверчиво потянулись несчастные с кормы. Они делали руки «лодочкой» и Разор клал туда положенную порцию. Наконец, остались только побитые каторжане.
— А вы чего? Давайте, подходите!
Эти шестеро были несказанно удивлены.
— Я же сказал: мастей и обиженных тут нет. Всё будет поровну. Мы в одной заднице.
— Ну ты даешь, дядя! — крякнул главный сиделец, массируя ушибленное лицо.
И они действительно подошли и взяли каждый свою порцию. Последним остался главный, татуированный:
— Я — Сухарь, — сказал он и протянул руку для рукопожатия. — Ты теперь тут всё держишь, дядя?
— Меня Разор зовут. И я тебе не дядя. Будь ты моим племянничком, я бы отлупил тебя раз в пять сильнее, чем этот парень… И да, я буду тут следить за порядком и дисциплиной.
— Так ты из легионеров?.. — полуутвердительно произнес Сухарь.
— Почти, — хмыкнул Разор.
Сухарь пожал руку и Рему, так что тому пришлось назвать свое имя.
— Благородный?.. — с той же интонацией проговорил Сухарь.
Аркан сделал неопределенный жест рукой, чем каторжанин был вполне удовлетворен.
— Рыбку лучше сразу не кушать, — доверительно сообщил Сухарь напоследок. — От нее пить сильно хочется, так что лучше подождать, пока ведро спустят.
Все сидели и грызли сухарики, и слушали как за бортом плещется вода. А потом Рем подобрался к северянину поближе и сказал:
— Меня Рем зовут. А тебя?
— Микке, — ответил он.
— Ты северянин?
— Да. Саами.
— Что — сами?
— Мы — саами. Я — саами.
Мозги у Аркана заскрипели, но в итоге на ум пришло когда-то прочитанный опус о Севере. Там речь шла про общественное устройство, культуру, собственный язык… Упоминалось и самоназвание северян — саами.
— Благодарю тебя за помощь, Микке, — Рем не очень-то знал, чего еще сказать. — Обращайся, если что.
— Хо-орошо, — он говорил, интересным образом растягивая гласные.
Так, мало-помалу, жизнь в трюме вошла в колею.