«Пожалте, они уже в пеньюарах ожидают».
Бедный, как на крыльях влетел на второй этаж, потом в спальню, а удостоверение впереди его на вытянутой руке. Каренина приняла бумагу за пригласительный билет и спрашивает:
«Это от кого?»
«От товарища Сталина!»
«А что он хочет?» – удивляется Каренина.
«Да не он хочет. Я хочу! Любви твоей, красавица, желаю!» – И лапам волю дает.
Каренина от такой непосредственности – чуть ли не в обморок. Будь помоложе, непременно упала бы, но возраст выносливости выучил, а опыт закалил.
«Успокойтесь, голубчик, – говорит, – пока людей не позвала. Кто вы такой, чтобы любви моей добиваться?»
«Поэт! Лауреат Сталинской премии!» – И бумажник с премиальными достает.
Наверное, похвастаться хотел, что не беднее Льва Николаевича, да не учел, деревенщина неотесанная, что женщины с богатым прошлым ужасно мнительны. Хотя и неискушенной не понравится, если к ней в спальню ввалится лысый хам и, как последней проститутке, будет совать бумажник под нос. Каренина визг подняла. Мигом появились охранники – и тот, что у дверей встречал, и неизвестный, загримированный под дворника.
«Спустите животное с лестницы, он мой дом с борделем перепутал», – прошептала Каренина и потянулась к пилюлям.
Охранники переглядываются, мешкают, помнят, какое удостоверение гость показывал. Каренина ножкой топает. И тогда, который под дворника, говорит, извините, мол, гражданин лауреат, но приказ есть приказ, мы люди подневольные. И спустили. Правда, с частичной вежливостью, так, чтобы синяков не видно было.
В голосе Карениной нечто магическое таилось. Упомянула она о борделе, и Бедный покорно захромал туда. Сначала помимо воли, потом понемногу успокоился, вспомнил литературные сплетни и решил, что бордель – не самое зазорное место для времяпрепровождения поэта. Распрямился, осанку принял, поступь подлинного лауреата. Чем ближе к заведению, тем явственнее видит себя в объятиях какой-нибудь блоковской незнакомки или даже – двух. Но не Бедным было писано: «Нас всех подстерегает случай…», потому и оказался неготовым к встрече.
Первым, кого он увидел в зале, был сам Александр Александрович. И занервничал, съежился Демьян, значок лауреатский под лацкан пиджака перевесил, как дружинник или шпик. Забился в угол мышоночком и ждет, втайне надеясь, что обратят внимание.
Не обратили.
И только после ухода Блока осмелился шевельнуться и голос подать. Видит, девица через столик сидит, тоже испуганная, а по возрасту совсем ребенок, поманил пальцем. Подошла. Деньги протянул. Глаза потупила, но взяла, и поблагодарить не забыла.
Прошли в кабинет и, только повернув ключ на два оборота, вдохнул Демьян воздух полной грудью и выдохнул, не стесняясь.
«Да знаешь ли ты, – спрашивает, – кто тебя облагодетельствовал? Самый великий поэт! Лауреат Сталинской премии!»
Глядит на нее и наслаждается эффектом неожиданности, видит, что у цыпленка ужас в глазах. Улыбнулся, чтобы не умерла от страха, подбодрил. А цыпленок возьми да и возрази:
«Неправда ваша. Не может такого случиться, чтобы вы были самым великим, потому как самым великим являются Федор Михайлович. Не к лицу вам такие шутки».
«Да кто тебе такое сказал? – возмущается Демьян. – И кто ты, собственно, такая?»
Бедняжка вроде и трясется, и голосочек еле слышен, но жалости к толстому господину намного больше, чем страха перед ним.
«Мармеладова я, Сонечка. А барин Федор Михайлович мне ничего не говорили, это я потом от разных людей узнала, а вам-то зачем сердиться, такой приличный с виду господин».
Демьян ушам своим не верит – не хватало, чтобы в такой торжественный день какая-то проститутка ему выговаривала.
«Да кто он такой, твой Достоевский? Его даже в школе не проходят. Игрочишка припадочный. Еще неизвестно, за что он срок получил!»
А Сонечка на своем стоит.
«Нет уж, – лепечет, – теперь я и денег у вас взять не могу, а остаться с вами и подавно, не ровен час Федор Михайлович узнают».
И лопнуло терпение лауреата. Схватил он графин со стола и – в Сонечку. Промахнулся, разумеется, где уж попасть в такую крошечную, когда руки трясутся. Но грохоту – на все заведение. А порядок в борделе, известное дело, строгий. Бордель – не редакция журнала. Не успел он стулом замахнуться, а в дверях уже два молодца в спортивных костюмах. Скрутили – и в подшефный участок.
А там все оказалось ко двору – и значок лауреатский, и диплом, и бумажник с премиальными. Милиционеры в отличие от собратьев по перу понимают, что, если у человека премия, значит он поэт настоящий, коли назначили, значит за дело. Извинились перед Демьяном Батьковичем, коньячком угостили для снятия душевного напряжения, потом извинились еще раз и попросили задержаться. Пока допивал коньяк с начальником, младшие чины привезли три пачки его сочинений. После раздачи автографов поэта попросили поделиться творческими планами и высказать свое мнение о порочной связи хулиганствующего поэта Есенина с иностранной танцовщицей. Угадали стражи порядка с вопросом. Излил Демьян свою душу. Все высказал. И слушатели нашли, чем отблагодарить поэта. Хор бывших беспризорников исполнил для автора песню «Как родная меня мать провожала». Творческая встреча затянулась. Далеко за полночь растроганного лауреата с почетом отвезли к супруге, не забыв по дороге купить цветов на свои деньги.