— Марк Вальберг занимается посланием убийцы, — начал отчитываться тот. — Ты же знаешь, ему необходимо сосредоточиться. Обещал прислать выводы к пяти часам. Квартиру осмотрели с пола до потолка. Ты был прав: жертву нельзя назвать аккуратной хозяйкой — вещи раскиданы по всему шкафу, нижнее белье распихано во все ящики… Тражан действительно вряд ли могла поставить тапочки так, как мы их нашли. Посмотрим, может быть, это что-нибудь даст. Месье Тражан появился почти сразу после твоего отъезда. Он в тяжелом состоянии. Я отправил его в больницу. Допрошу немного позже и утром позвоню ему на работу.
— Знаешь, проверь, пожалуйста, одну вещь, — попросил коллегу Нико. — Может быть, найдете где-нибудь, в ванной или в комнате, контактные линзы… Судя по всему, жертва их носила.
— Займусь сейчас же. Сразу позвоню.
Нико уже подъезжал к тридцать шестому дому на набережной Орфевр. Через минуту он поднимался на этаж уголовной бригады. Между этажами были натянуты сетки, на тот случай, если кому-нибудь придет в голову покончить с собой, бросившись вниз головой. На каждой площадке красовались витрины — в них внушительные собрания медалей и униформ. Корпорация уголовной бригады пользовалась ими и для размещения объявлений о начале празднования молодого вина Божоле, о рождественской вечеринке для сотрудников, о торжественном обеде ветеранов… Для поддержания духа солидарности подходил любой повод — например, похороны кого-нибудь из своих…
Нико скрылся у себя в кабинете. На мобильном было несколько пропущенных звонков от сестры. Он набрал ее номер.
— Господи, Нико! Что происходит? Алексис совершенно в невозможном состоянии, и у него в кабинете все еще сидят двое полицейских.
— Прости, Таня. Мне надо было тебе позвонить и все объяснить, но, честное слово, не было ни минуты… И кроме того, все это так странно…
— Что — все это? Не мучь меня, говори!
— Я занимаюсь серийными убийствами. А у Алексиса в компьютере конфиденциальная информация о жертвах.
Таня молчала.
— Таня, послушай! Алексис ничего не может понять, мы тоже. Очевидно, преступник решил избрать меня мишенью своих действий. Не удивлюсь, если он хочет впутать в это членов моей семьи… Необходимо просто уточнить кое-что…
— Ты не думаешь, по крайней мере, что Алексис…
— Конечно не думаю, но, кроме меня, есть и другие. Необходимо как можно быстрее выяснить, кто нами манипулирует. Я попросил установить у вас полицейский пост. Советую тебе взять отпуск за свой счет до нового распоряжения. Не води детей в школу. Какое-то время побудьте дома.
— Ты пугаешь меня, Нико. С нами никогда такого не было…
— Знаю. И мне очень жаль, поверь.
— Пообещай, что найдешь, кто это сделал!
— Теперь ты во мне сомневаешься. Разве я тебя когда-нибудь подводил?
— Ну, нет, конечно.
— Тогда дай мне несколько дней, и обещаю, я разберусь с этой историей!
— А о Дмитрии ты подумал? А мама как? Им ничто не угрожает?
Нико вздохнул. Если бы знать…
— Попроси маму переехать к тебе до воскресенья. Мне будет сложно обеспечить наблюдение, если вы находитесь в разных местах. Сильви я позвоню позже.
— Хорошо. И если нужно взять Дмитрия, то скажи…
— Спасибо. Каролин ушла?
— Почти сразу после тебя. Она не в курсе происходящего. Только поняла, что с Алексисом творится что-то странное. Думаю, она позвонит, выяснить, все ли в порядке. Что мне сказать?
— Я сам займусь этим.
— Нисколько не сомневаюсь. Ты в нее втюрился, это видно невооруженным глазом!
— Таня…
— И не отрицай. Вкус у тебя хороший. И она этого стоит. Уверена, она заметила, что ты к ней неравнодушен.
— То есть?
— Нико! Ты вел себя как подросток! Пожирал ее взглядом. Я даже подумала, что ты на нее бросишься… И если ты думаешь, что она ничего не поняла, то ошибаешься… Все совершенно ясно.
— Э-э-э…
— Не упусти свой шанс, Нико. Ладно, работай и держи меня в курсе, пожалуйста.
Таня отключилась, а он вернулся мыслями к Каролин.
11. Неуверенность
Пять утра. Все занимали свои места за столом в кабинете Нико. Александр Беккер держался высокомерно. Он обладал большими полномочиями и хотел, чтобы ни у кого в этом не осталось никаких сомнений. Офицеры судебной полиции исполняли только предписания судебного следователя и совершали лишь то, что было им предписано судебными поручениями. Как следователю, однако, ему казалось разумным предоставлять им достаточно оперативной автономии. Нико же никак не удавалось оценить необходимость этого человека, однако личные чувства не должны были мешать отношениям между полицией и правосудием. Комиссар прекрасно знал, что должен держать эмоции при себе.