— Согласен. Мы ничего не должны упускать, — кивнул Беккер. — Тем не менее я хочу допросить утром доктора Алексиса Перрена.
— Я позволил себе поместить его с семьей под полицейский надзор, — снова заговорил Нико.
— Ты совершенно правильно сделал. Не вижу здесь ничего предосудительного, — поддержал его Коэн.
— Разрешите продолжить, — вмешался Кривен. — Мои люди уже выявили ложные визиты в рабочем календаре доктора Перрена на ближайшие дни.
— И кто же первый пациент, назначенный на дневное время? — спросил Нико, явно волнуясь.
— Это пациентка, — уточнил Кривен. — Она назначена на сегодня и на пятницу.
— И ты знаешь, кто это? Ты уже связался с ней?
— Тебе это не понравится, Нико…
— Да что все это значит? — проворчал Коэн, которому никак не удавалось скрыть свое волнение.
— Сегодня в четырнадцать часов доктор Перрен принимает некую Сильви Сирски, — ответил Кривен. — Это бывшая жена Нико. Я позвонил ей, но она не собиралась ни к какому врачу.
— Черт возьми! — в ярости воскликнул Нико, ударив кулаком по столу.
— Совпадают ли ее физические данные с теми, что интересуют убийцу? — задал вопрос Александр Беккер.
— Более-менее.
— Тогда установите за ней наблюдение, — приказал судебный следователь.
Нико взглянул на него: в глазах Беккера промелькнула тень сочувствия. Это удивило дивизионного комиссара: может быть, судебный следователь был и не такой уж сухарь! Нико подумал, что этот человек заслуживает, наверное, большего уважения.
— Господин Беккер прав! — не унимался Коэн. — Пусть за твоей бывшей и сыном приглядывает полиция. Убийца просто ополчился на тебя, но почему — неизвестно.
— Ладно, пора за работу. День будет долгим, — подвел итог совещанию судебный следователь. — Комиссар Сирски, сможем ли мы созвониться после обеда для выработки окончательного решения?
— Всегда в вашем распоряжении. А теперь, в завершение нашей беседы, послушаем госпожу Доминик Крейс, которая даст нам психологический портрет убийцы…
— Прелюбопытно будет услышать мнение мадемуазель Крейс, — согласился Беккер, и в его тоне сквозила ирония.
Профессия криминального психолога была еще в новинку, и не все принимали ее всерьез. Нико сожалел об этом, но был уверен, что ситуация очень скоро изменится. Чем лучше они поймут психологию преступников, тем скорее осознают, что ими движет, и усовершенствуют ведение расследования, — сомневаться в этом не приходилось.
— Не побоюсь повториться и напомню вам общие характеристики трех жертв, — начала Доминик, стараясь не обращать внимания на прозвучавшую иронию. — Прежде всего, наш серийный убийца, этот маниакальный педант, остановил свой выбор на жертвах, которые похожи друг на друга физически, есть и некоторое портретное сходство. Он ампутирует им молочные железы, осуществляя месть в отношении матери. Судя по всему, это белый — убивают обычно в рамках собственного этноса. От двадцати пяти до сорока, умен, организован, знаком с полицейскими технологиями, умеет рассекать и сшивать человеческие ткани. Существуют также и послания, которые он нам оставляет. Первое — «Семь дней, семь женщин» — напоминает о том, что на седьмой день Бог отдыхал, а второе — «Нико, я преследую врагов моих, и в воскресенье ты падешь под ноги мои» — отсылает к псалму семнадцатому. Стих тридцать восемь: «Я преследую врагов моих и настигаю их, и не возвращаюсь, доколе не истреблю их», а стих тридцать девять звучит так: «Поражаю их, и они не могут встать, падают под ноги мои». Второе послание составлено из двух этих стихов.
— Кроме того, что убийца — человек начитанный, что еще это может нам дать? — спросил Беккер.
— Конечно, ничего конкретного, — согласилась Доминик. — Лишь указание на то, что этот человек хочет скрыть за текстами свое отчаяние и оправдать преступные замыслы. Я почти уверена, что наш убийца человек культурный, но маловерующий.
— Что это нам дает? — не понял Нико.
— Искренне верующий испытывал бы перед текстами слишком большое уважение и не посмел бы изменять их по собственной воле. Этому же плевать, и Бог ему не указчик.
— Есть еще тридцать ударов плеткой. Это наверняка должно что-то значить. Если мы узнаем, то возможно…
— Может быть, это день его рождения? — предложила свое решение Доминик Крейс.
— Не исключено… А может быть, тридцать лет назад произошло некое важное событие, которое могло повлиять на весь ход его дальнейшей жизни…