Бережной утром прибыл проверить состояние Грелкина и понял, что тот где-то путешествует в тонком теле. Делать было нечего. Антон вытянулся рядом с Грелкиным, выкатился из физического тела и отправился на его поиски.
Коробка передач трактора «Белорус» имеет восемнадцать скоростей вперёд и четыре назад. Оттого и вероятность поломки в коробке сильно возрастала. Где-то на двенадцатой скорости что-то заело и Петя никак не мог справиться с рычагом переключателя. Трактор шёл на подъём. Окончательно потеряв инерцию, трактор начал скатываться с холма. В этот момент Бережной заметил на сцепке трактора с прицепом парящего Грелкина. Грелкин, используя своё элктромагнитное поле, старался выдернуть железный «палец», который связывал трактор с прицепом. Подлетев к Грелкину, Бережной саданул его таким разрядом, что чуть было не разметал его тонкое тело на единичные электроны, но было поздно – прицеп отделился от трактора и начал, всё ускоряясь катиться с холма. А справа от дороги находился и вовсе овраг. Прицеп, виляя передними колёсами со сцепкой, набирал скорость.
– Прыгай, – истошно завопил Петя, высовываясь из трактора. Семён очнулся от дрёмы от этого истошного крика и в одну секунду оценил обстановку. Хмель мгновенно вылетел. Толкнув в бок, что есть силы, Валерку Северного и не думая, как будет приземляться, сиганул с вихлявшего прицепа. Краем глаза он видел, как градом сыпется турнепс. Колёса прицепа резко дёрнулись и он с грохотом и чавканьем, давя вываливающийся турнепс, перевернулся в полуметре от упавшего на землю Семёна. Северный, прыгая с прицепа, столкнул и второго Валерку. От прицепа отлетели какие-то детали, а сцепка на двух передних колёсах и вовсе укатилась в овраг.
Утром следующего дня «Бристоль» навестил председатель правления деревни «Курганы» и сказал, что сегодня же отправит в город трёх нерадивых студентов. В его ушах ещё слышалось протяжное голодное мычание коров, которых вчера вечером пригнали с поля.
А в то время, как наша бригада грузилась накануне на прицеп своего первого рейса, пастух Василий, гнавший гусей на выпас, бросил взгляд в провал одного из шурфов и остолбенел. На дне шурфа стояла палатка.
– Эй, есть кто живой? – крикнул Василий и прислушался. Шурф был неглубокий и Василий, спрыгнув вниз, приоткрыл полог палатки. Холодный пот окатил бедного Василия с ног до головы. В палатке было два неподвижных тела. Одно тело было крепко связано по рукам и ногам. Василия вынесло из шурфа, как пружиной. Забыв про своих гусей, он бросился в управу за участковым.
Участковый прибыл в «Курганы» только после обеда. Взволнованный Василий тут же проводил его до того места, где была обнаружена страшная находка. Василий утверждал, что обнаружил два трупа. Каково же было его удивление, когда никакой палатки в шурфе не обнаружилось, хотя одно связанное тело по-прежнему лежало на дне шурфа. Тело было абсолютно голым, но ноги и руки оставались прочно связанными. На груди у трупа лежал паспорт на имя Грелкина С. П. Василий утверждал, что утром это тело было одетым, как полагалось мужчине, то есть в штанах, рубашке, ботинках и кепке. При внимательном осмотрении выяснилось, что связанный не является трупом, а просто находится в каком-то литоргическом сне. Брошенные на произвол судьбы гуси дополнительных показаний дать не могли.
После шокового электоудара, собрав в кулак все свои электроны, как сказал бы Погребняк, Грелкин отправился к своему физическому телу и, ничему не удивляясь, обнаружил его пребывающим в районной больнице.
* * *
В середине октября, загоревший и поднабравший в весе Семён (Погребняк бы сказал: «мордастость налицо»), вернулся на «Метеоре» в Красноярск. В тот же вечер, сидя в беседке двора за стаканом портвейна, Жорик рассказал Семёну, что умер отец Виталика.
– А этот сука – профессор Грушевский, – сцепив зубы и прихлёбывая из стакана, говорил возмущённый Жорик, – на похоронах анекдоты, гад, рассказывал.