Вечером четвёртого дня послышался спасительный скрежет в замочной скважине. Все эти дни Галя даже не подозревала о случившемся и, отворив дверь и увидев в квартире незнакомого мужика (она не узнала Доктора) с горящими голодными глазами, истошно закричала и схватилась за косяк, чтобы не упасть. Со страшным воем Доктор ломанулся в открывшийся проём, едва не сбив с ног Галину. Галя переведя дух и приводя мысли в порядок, присела у стола, когда снова ворвался Доктор. В руках у него была рамка на тридцать яиц. Не обращая внимания на хозяйку, он стал разбивать яйца и высасывать из них содержимое, отплёвываясь от яичной скорлупы. Проглотив пять или шесть яиц он поставил на плиту сковороду и включил на полную мощность. На сковороде поместилось только шесть яиц. Не дожидаясь полной готовности, Доктор обжигаясь принялся уминать огненую яичницу. Следующая партия из шести яиц (как было замечено: сковорода больше не вмещала) была уже хорошо прожарена. Доктор выложил блюдо на большую тарелку и предложил Гале разделить с ним трапезу. Галя нежно смотрела на небритого Доктора, внутренне содрагаясь при мысли, что пришлось ему пережить за эти четыре дня.
– Прости за Кармазин, – с набитым ртом извинился Доктор и произнёс фразу, которая потом стала крылатой, – всё сила в яйцах.
* * *
Грелкину нравилась операция «Доктор». Тонокое поле тела Доктора было настолько открыто и доступно для внушения, что Грелкину ни разу не пришлось применять приём «кокона». Погребняк много времни проводил в Центре, а Грелкин больше теперь действовал самостоятельно на Земле. Нужно было готовить очередное искушение по операции «Печать». Схема операции была аккуратно вычерчена на отдельном листе, функциональные связи обсчитаны и вся операция прошла утверждение Босса. Доктор в операции должен был принимать участие, как катализатор. И хотя Грелкин уже знал, как работать с тонким миром Семёна, он во многом полагался на то, что катализационная составляющая Доктора – это тоже немаловажная часть, от которой зависел успех операции. И работать с Доктором было одно удовольствие. После провала у литейного цеха Грелкин стал более осторожным и старался рассчитать свой каждый планируемый шаг пребывания на Земле в свете возможных последствий.
Гораздо сложнее была работа у Вострикова. С некоторого времени он стал замечать, что активности его участия и участия Бережного в этой операции как бы поменялись местами. Бережной так отладил поле деятельности своего направления, что практически был застрахован от непредсказуемых действий своих соперников. Другими словами: угрозы жизни объекта 2107-1954 ничего не угрожало на этом этапе. А вот угроза ухода в направлении цели жизни объекта 2107-1954 на незапланированную и даже вредную колею очень даже была реальна. Востриков изучал творческую тетрадь опекуемого и пытался сообразить, что из этого можно извлечь положительного для своей миссии. Он не силён был в высшей математике, а лишний раз обращаться за косультацией в Центр не хотелось. Ясно было, что открытой второй теореме Семёна «теореме о вписанном четырёхугольнике» надо было незамедлительно давать прописку в жизнь.