На следующий день он проснулся опять под чьей-то кроватью, но в обнимку с гитарой. Так прошёл весь отпуск, в течение которого Доктор ни разу не вышел из женского общежития. На работу Доктор отправился прямо из общаги и в первый же рабочий день у него случился приступ окаянной болезни. Доктор говорил: «змей пробудился». По просту говоря – у Доктора случился геморрой. Кое-как он доковылял до дома, где жила его мать, а та уже вызвала врача. Оказалось, что без операции не обойтись.
– Ты знаешь, Серапионыч, – жалобно говорил Доктор, – змей оказался трёхглавый. Надо ещё одну операцию делать через неделю. Всю ж… раскосили. Как там на заводе?
– Я теперь, Доктор, в райкоме сижу. Кабинет на третьем этаже, заходи.
– Бабы есть? – встрепенулся Доктор.
* * *
Семён поступил на математический факультет, на заочное отделение педагогического института и про политех было забыто навсегда. А осенью Семён всей семьёй – с супругой и двумя сыновьями – отправился в гости к тёще за полярный круг. Полярный день уже начинал клониться к закату и Солнце на пару часов уже покидало небосвод. Это была первая и последняя поездка к тёще. Из всей поездки Семёну запомнилось только несколько эпизодов.
Между Москвой и Мурманском была непредвиденная и внеплановая посадка в Петрозаводске. Аэропорт типа сарай очень удивил Семёна, но ещё больше его удивило взлётное поле. Полосу взлёта и посадки Семён вообще не заметил. Вместо этого была какая-то огромная площадь, на неё и сел самолёт, на котором летели Молнары. Было объявлено, что полёт будет продолжен через тридцать минут. Делать было нечего и Семён вышел из здания на свежий воздух. Вокруг бетонированного поля был хвойный лес. Вдруг раздался страшный рёв – на посадку заходил какой-то самолёт. Семён никогда не видел вблизи военные самолёты, но почему-то подумал, что садится именно военный самолёт. Через несколько минут показался ярко оранжевый парашют такой, как выбрасывают военные самолёты при посадке. Парашют стропами вперёд быстро приближался к Семёну. Это было как в дурном сне. Парашют был, а самолёта не было. Семён не верил своим глазам. Парашют остановился прямо напротив Семёна и только тут Семён рассмотрел самолёт. Он был весь зеркальный. Только кончик носа был небесно-голубого цвета. От самолёта отражалось всё вокруг. Такого самолёта Семён больше не только не видел, но и не слышал о таком. Зрелище было незабываемое. Как когда-то тор, проплывший над головой Семёна, так и теперь зеркальный самолёт.
Тёща жила на окраине Мончегорска и прямо от подъезда дома начинался живой ковёр из низкорослого кустарника. На ковре бок о бок росло несколько сортов ягод и все они были съедобные. Это тоже было незабываемо.
А в самом Мончегорске Семёна удивил книжный магазин. В нём было очень много интересных и нужных Семёну книг и не было ни одного покупателя. Среди книг, которые приобрёл Семён, была книга Д. Гильберта «Наглядная геометрия».
Семёна начала увлекать теория графов, которая во многом была родственна геометрии. За время отпуска было написано несколько работ по изопериметрическим задачам и положено «зерно» в будущую теорию «Касательных сфер». Семён научился оригинально «разгибать» окружность, из чего было получено уравнение новой кривой, которая очень была похожа на кардиоиду. Она была тоже в виде сердечка, но суть её возникновения была в другом. С лёгкой руки одной Красноярской поэтессы, Семён назвал эту кривую «Мактоида» (от какого-то латинского слова). Кроме того, Семён открыл третью свою теорему, которой дал название «теорема о трёх касательных». Она (теорема), по мнению Семёна, могла бы поспорить в своей оригинальной геометрической красоте с самой теоремой Пифагора.
В это время была начата вторая общая тетрадь для личного творчества. В качестве эпиграфа на внутренней обложке были написаны слова Эйнштейна: «Настоящее творческое начало присуще лишь математике». Первая тетрадь прослужила Семёну восемь лет. В эту тетрадь было записано тридцадь девять первых работ по математике.
Работать в райкоме комсомола было скучно и неинтересно. Семён занимался в основном математикой, закрывшись к кабинете на ключ и не отвечая на телефонные звонки. Иногда ходил прогуляться на завод. По удостоверению райкома вход на завод был свободный. После больницы Доктор с завода уволился и работал где-то в ДОСОАФе Кировского района. А вот ходить в педагогический институт для Семёна было просто счастьем. Семён много времени проводил, посещая лекции очников. В деканате ему перезачли все историко филосовские дисциплины, которые Семён изучал в политехническом институте, включая политэкономию и научный коммунизм. Иностранный язык тоже был засчитан, как уже сданный. Для Семёна осталась только математика, физика и астрономия. Правда были ещё психология и педагогика, но эти предметы оказались интересными.