— Все, девочка моя, я пошел.
Хотя вахтерши, даже самая злая, Даше благоволили, не говоря уже об обаяшке Дане! Никто не стал бы его выгонять, если бы он решил остаться на ночь в женском общежитии.
— Какая красивая пара! — говорили о них и многозначительно подмигивали: — Когда ж свадьба-то?
Соседки по комнате и многочисленные подружки отчаянно завидовали Даше, а Дан… Он вел себя странно. Когда их поцелуи становились слишком уж жаркими и Даша, замирая, думала: «Вот оно», Дан отцеплял ее руки и, отводя взгляд, говорил:
— Мне пора.
И тут же исчезал. Даша начала нервничать, плохо спать по ночам, ей снился он, причем сны были весьма откровенные.
— Ну, как у вас? — допытывались подруги. — Уже?
У Дана была такая репутация, что «уже» подразумевалось само собой.
Голицын тоже психовал. Возвращаясь к полуночи из женского общежития, Дан натыкался на тяжелый взгляд Сажина. Димка словно поджидал своего соседа по комнате. Вопросов не задавал, просто смотрел, усмехаясь, как Дан со злостью швыряет в угол ботинки, потом ищет выпивку, нервно застилает постель.
— Ну, что ты смотришь? — не выдержал как-то Голицын. — Не было ничего!
— Я знаю, — спокойно сказал Сажин. И, отложив учебник, спросил: — И не надоело тебе мучиться?
— Я не люблю ее. — В голосе Дана было отчаяние. — Меня бы устроил просто секс, но это не устроит тебя. Я тебя, Димон, знаю не первый год. Ты действительно будешь меня прессовать и рано или поздно дожмешь. Кому это надо, а? — с тоской спросил он. — Тебе, мне? Или, может, ей? Она врезалась в меня по уши, — тяжело вздохнул Голицын. — И как ты с этим будешь жить, Сажин?
— Как-нибудь. — И Дима опять уткнулся в учебник.
Развязка наступила неожиданно. Как-то Голицын вернулся с теннисного корта в приподнятом настроении. Глаза его горели.
— Димон, я с такой девушкой познакомился! Папа — полковник! Мать в министерстве работает! Трехкомнатная хата в центре Москвы! А сама девчонка просто красавица! А какие у нее шмотки! Я еще не видел, чтобы девчонка так шикарно одевалась. Мы с Анжеликой месяц назад встретились на корте. Играет она паршиво, ну я ее и потренировал, — усмехнулся он. — Теперь она приходит каждый день. Думаю, уже не из-за тенниса, а из-за меня.
— А как же Даша? — в упор посмотрел на него Сажин.
— Мне нравится Анжелика. — На этот раз Дан был тверд. — Нравится настолько, что я готов на ней жениться. Я хочу стать москвичом. Меня в Анжелике все устраивает, но, главное, ее родители обеспечат мне прописку и карьеру. Что касается Даши, твое условие я выполнил. Хотя сто раз уже мог бы с ней переспать. Да и учиться осталось всего год. Не думаю, что меня вышибут. Так что с Дашей мы расстаемся.
— Дурак ты, Дан, — спокойно сказал Сажин. — Ты принадлежишь к тому типу дураков, которые никогда не думают о том, что жизнь кончается не завтра. Но я не буду тебя лечить. Женись на своей полковничьей дочке… Ты тогда всерьез это сказал?
— Что именно?
— Будто женщине всегда нужен хозяин. Даша, мол, поплачет денек-другой и, если я ее приласкаю, кинется мне на шею.
— Так и будет. Еще спасибо мне скажешь.
— Что ж… Тогда дай мне слово. С того момента, как вы расстаетесь по твоей инициативе, ты в ее сторону больше не смотришь. Что бы она ни делала и ни говорила, ты — скала. На всю жизнь, потому что я собираюсь на ней жениться. И если только ты посмеешь…
— Я понял, понял, — торопливо сказал Дан. В тот момент он думал только о том, что Димка Сажин отпускает его на свободу.
— Тогда по рукам?
И они пожали руки, скрепив договор.
…Голицын обманул. Даша вовсе не плакала. Она молчала. Под глазами у нее опять залегли глубокие тени. Дима смотрел на нее с жалостью, но помочь ничем не мог. Дан женился на Анжелике и переехал к ее родителям, в шикарную московскую квартиру. Даша встречалась с Димой лишь затем, чтобы задать ему неизменный вопрос:
— Ну, как у них?
Он молча пожимал плечами:
— Я-то откуда знаю?
— Но ведь он тебе звонит? — настаивала Даша. — Вы наверняка встречаетесь? Она богатая, но страшная, да? Он ведь ее не любит?
— Она красавица, — мягко сказал как-то Сажин. — Я могу показать тебе свадебные фото.
— Ну, разумеется! Ты же был у Дана свидетелем! Предатель!
— Ты должна понять, что у них семья.
— Да не хочу я ничего понимать! Я люблю его!
Так прошел год. Вопреки предсказаниям Голицына, Даша вовсе не бросилась Диме на шею. И не собиралась этого делать. Он постепенно приходил в отчаяние, а время неумолимо летело, еще немного, и они расстанутся навсегда. У обоих заканчивается лимитная прописка, Диме, скорее всего, ехать в родной город, Даше по распределению. Письма присылать она вряд ли будет. Даша молча страдала и собиралась на всю жизнь остаться верной своей первой и безответной любви.