– Кофе дайте нам, – приказал Барышев в еще не до конца закрытую дверь, – и покрепче, если можно, девушки!
Он обошел Егора, который посреди кабинета договаривал с Сашей Андронниковым, главой юридической службы «Кока-колы», секунду подумал, какое кресло выбрать, потом очень основательно устроился, как будто собирался просидеть за этим столом вечность, и, когда Егор нажал наконец кнопку отбоя на телефонной трубке, спросил с веселым интересом:
– Ты про обед-то серьезно спрашивал, Егор Степаныч, или шутить изволил?
– А что? – Егор сунул трубку в гнездо и крепко потер глаза под очками.
– А то, что ужин давно прошел, а ты – обед!
– Как – ужин? – переспросил Егор, неизвестно почему приходя в хорошее настроение. – Какой ужин? Где ужин?
– Я кофе у твоих мамзелей попросил. – Барышев распахнул кожаную папку, которую принес с собой.
– Кофе у меня уже к ушам подступает, – пробормотал Егор, – но с тобой выпью. У меня коньяк есть, французский. Будешь?
Какое-то смутное воспоминание осторожно пробралось по задворкам сознания, когда он предложил Барышеву коньяк, но у Егора не было сил его ловить.
– Наливай, – согласился Барышев. – У меня просьба к тебе, Егор Степаныч.
– Давай. – Егор налил по глотку коньяка в два пузатых тяжелых бокала и сунул один в протянутую руку Николая Николаевича.
– Я знаю, конечно, что юристы у нас самые загруженные, но мне тоже деваться некуда, – сказал Барышев, как бы извиняясь. – Батяня, – так они между собой называли Кольцова, и в этом была некая корпоративная причастность, доступная только самым приближенным, своеобразный пароль, обозначавший, что «мы с тобой одной крови», – батяня пансионатик покупает в Светлогорске, это там, на Балтике. Пансионатик старенький, бывший профсоюзный, задрипанный до невозможности. Мы его хотим снести и строить гостиницу, чтоб батяня там мог гостей принимать. Ну, в смысле не премьера, а кого попроще…
– Ну? – Глаза у Егора слезились, а под левым задергался нерв – всегдашний признак крайней усталости. – Чем могу помочь?
– Да там, понимаешь, концов никаких не найдешь, кто его продает и законно ли. А батяня загорелся – подай ему гостиницу, да и все тут.
– А земли много? – Егор снял очки и закрыл глаза.
– Немного, но есть, конечно.
– А пляж свой или государственный?
– Пляж государственный, а надо, чтобы был свой. – Барышев одним глотком влил в себя коньяк. – Я к тебе пришел, чтоб ты своих гавриков поторопил и сам все это дело проконтролировал. Если обычным путем пойдет, они только подписи полгода собирать будут, а мне к лету туда народ заселять…
– К лету ничего не выйдет, даже не надейся. Закон о частной собственности на землю знаешь где?
– В …де, – ответил Барышев энергично.
– Вот именно, – усмехнулся Егор. – Мои гаврики ведь не просто так тянут. Они профессионалы, но знаешь, сколько нужно телодвижений сделать, чтобы хоть что-нибудь сдвинуть?
– Ладно, ты меня не агитируй, Егор Степаныч, не на собрании.
– Да я тебя не агитирую! Я просто сразу говорю, чтобы ты не ждал от меня чудес. Тем более там погранзона, если я не ошибаюсь.
– Не ошибаешься.
– Ну вот… Бумаги оставляй мне, я сам буду заниматься, но никакого заселения летом не планируй.
– Ладно, ладно, – сказал Барышев добродушно, – самое главное, что я все это тебе спихнул. Теперь весь спрос с тебя.
– Это точно, – пробормотал Егор.
Он не стал бы отказывать Барышеву, даже если бы тот попросил посодействовать в покупке небольшого участка на Марсе или на Венере, но дело, о котором хлопотал зам по хозяйственной части, было не слишком приятным. Тимофей Кольцов в Калининградской области губернаторствовал, следовательно, должен покупать землю сам у себя. В погранзоне никаких частных пляжей не было и быть не могло. Конечно, все это не бог весть как сложно и давным-давно придуманы разные хитроумные схемы, но хлопот с этой гостиницей не оберешься. Барышев об этом знал, потому и пришел сам, чтоб Егор уж точно не отказался.
Кроме того – Егор был совершенно в этом уверен, – гостиница нужна именно Барышеву, а вовсе не батяне, который такими вещами отродясь не интересовался.
Ну что ж… Послужим Барышеву. Долг платежом красен, а Барышев в долгу оставаться не любил.
Зазвонил мобильный, и Николай Николаевич махнул рукой, поднимаясь, – мол, занимайся своими делами, не буду мешать.
– Да, – сказал Егор, глядя, как медленно затворяется тяжелая дверь. – Да, слушаю.
– Жора, это я, – с хрипотцой произнесла ему в ухо Маргарита. – Ты меня искал? Можешь поговорить?
– Не могу, но поговорю, – ответил Егор холодно. – Что там за история с Димкой?
Мать засмеялась волнующим смехом, от которого у Егора засосало под ложечкой.
– Ну… не знаю, как сказать. Правда, Жорик!
«Какой, блин, Жорик!
Мне сорок лет, я давно вышел из возраста, когда обращают внимание на ерунду вроде этого Жорика, но как же она меня бесит!»
– Скажи как есть, – попросил Егор, – только покороче. Я на работе еще.
– Ну… он хамит, не учится, требует денег. С компанией связался… неподходящей. Что делать, растет без отца…
– Он уже вырос! – проскрежетал Егор.
– Что-о? – протянула Маргарита. – Говори погромче, Жора, я в ванне, а тут вода плещется. Мне не слышно.
Как будто она не могла позвонить до или после ванны или хотя бы не сообщать, что она в ванне!
«Зачем ты ее искал, юрист хренов?! Ведь сценарий известен наперед, известен до самой последней реплики! Что тебе от нее нужно?! Что за мазохизм или садизм – черт их разберет! – заставляет тебя разговаривать с ней снова и снова?!
Как будто с ней вообще можно разговаривать!»