— Привет, — смущенно поздоровалась Синтия. — Если ты не возражаешь, я пойду съем что-нибудь.
Рамон нахмурился, взглянув на часы.
— Но сейчас девять вечера.
— Я знаю. — Она дернула плечом. — Мне захотелось сандвич с огурцом и паштетом. Ты будешь?
Рамон покачал головой.
— Нет, спасибо, — отказался он, о чем сразу же пожалел.
Синтия кивнула и ушла.
Надо же, впервые она что-то предложила мне, а я отказался! Тупица! Осел! — ругал себя Рамон. Теперь у меня нет подходящего предлога, чтобы последовать за ней. Я мог бы приблизиться к ней, проникнуться ее теплом, которого мне так не хватало все эти дни… пока мы находились в состоянии войны друг с другом.
Рамон прикрыл глаза и расслабился, не переставая проклинать себя за недальновидность. А воображение услужливо рисовало ему, как Синтия сейчас хлопочет в кухне в коротком халатике, надетом, вероятно, прямо на голое тело…
Наконец, Рамон не выдержал и, спустив ноги со стола, встал и пошел на кухню. Синтия намазывала на хлеб паштет и аппетитно хрумкала пупырчатым огурчиком.
— Твой отец отрекся бы от тебя, если бы увидел, что ты ешь огурец без помощи ножа и вилки, — пошутил Рамон.
Синтия взглянула на него, улыбнулась и снова отвела глаза.
— Я всегда, когда никто не видит, так ем и овощи, и фрукты, так вкуснее. А бедный папа даже не догадывался о моих не достойных леди привычках.
Рамон услышал свисток закипевшего чайника и выключил конфорку.
— Ты нашла джем?
— Еще не искала.
— Пожалуй, я тоже выпил бы чаю, если ты не возражаешь, — небрежно сказал Рамон.
— Пожалуйста. — Синтия заварила чай, поставила на стол чайник и тарелку с сандвичами.
Рамон достал для себя чашку и сел к столу. Синтия села рядом. Он отвинтил крышку банки с джемом и поставил банку перед Синтией. Она взяла ложечку.
Рамон не смог сдержать улыбку.
— Похоже, день заканчивается так же, как и начинался.
— Хотя в промежутке произошло множество событий, — сухо отозвалась Синтия.
— Как твоя голова, все еще болит?
— Нет. Кажется, сон помог мне прийти в норму.
Синтия зачерпнула джем и, жмурясь от наслаждения, осторожно лизнула. Рамон почувствовал, как все его тело становится горячим, и догадался, что дело тут отнюдь не в джеме. Эта женщина бросала его в жар, заставляла сердце биться сильнее и…
— Я согласна с тем, что ты мне сегодня сказал, — неожиданно заявила Синтия.
— Напомни, что ты имеешь в виду.
Синтия посмотрела на него долгим взглядом, потом облизала ложку, и это получилось у нее настолько сексуально, что у Рамона потемнело в глазах.
— То, что сама обида так же мучительна, как и причина, ее породившая. — И Синтия еще раз облизала ложку розовым язычком.
— И что же ты решила?
Рамон услышал свой голос как бы со стороны, поскольку его мысли были теперь заняты совсем другим.
— Думаю, что надо задвинуть обиду куда подальше. — Синтия пожала плечами и надкусила сандвич.
Рамон взял чайник и налил себе чаю. Поразмыслив, он решил отбросить деликатность и заговорил прямо.
— Знаешь, Синтия, я тоже много думал в последнее время. Тебе не кажется, что, если бы не авария и не твоя амнезия, ты рано или поздно все равно вернулась бы сюда?
— Да, наверное, — к удивлению Рамона, согласилась она и огорошила его еще больше, сообщив: — Между прочим, память совсем вернулась ко мне, я вспомнила много такого, о чем забыла еще до аварии.
Рамон хотел уточнить, какие именно эпизоды она вспомнила, но не стал, боясь услышать что-нибудь неприятное. Он вернулся к тому, с чего начал.
— Так вот, если бы ты вернулась сама, тебе не кажется, что нам все равно пришлось бы выяснять те же самые вопросы, что и сегодня? Только тогда ты не пугалась бы, как теперь, а злилась бы на меня, а я, вместо того чтобы ползать у твоих красивых ножек, изображал бы оскорбленную жертву, поскольку гордость не позволила бы мне признать, что я не прав.
— Неужели ты… вообще способен ползать? — с интересом спросила Синтия.
— По-моему, я только этим и занимаюсь в последнее время.
— И когда же это ты ползал у меня в ногах, прося прощения?
Увидев, как Синтия снова запустила ложку в банку с джемом, Рамон едва не взвыл.
— Только поднеси эту чертову ложку ко рту, и я продемонстрирую тебе, как мужчина может ползать в ногах, — прохрипел он.
Рука с ложкой замерла на полпути ко рту. В воздухе повисло напряжение. Рамон напрягся, словно изготовившись к прыжку. Глаза Синтии озорно заблестели, глаза Рамона загорелись страстью. Синтия все же поднесла ложку к губам, и Рамон молнией метнулся к ней.