— Собирайся. Пойдем на работу.
Из-за Джеки День благодарения в этом году они не праздновали, у Мэри не было никакого желания устраивать застолье, когда ее сын в больнице. Все в округе угощались индейкой, а в доме Маккарти ели консервированный суп и горячие бутерброды. Но на следующий день Святой принялся украшать дом рождественскими гирляндами. Он приставил лестницу к гаражу, надеясь, что предрождественские хлопоты остудят его гнев, хотя и понимал, что этого не будет.
Чтобы дать Эйсу время одеться, Святой присел на диван, но младший вышел из комнаты уже в куртке и перчатках и спросил:
— Он уже дома?
Отец кивнул. Диван, на котором он сидел, был ярко-оранжевого цвета, к нему прилагался кофейный столик и еще два журнальных столика красного дерева. Святой потерял невинность, когда ему исполнилось двадцать пять, и это было в их первую брачную ночь с Мэри. Когда все было кончено, его переполнял такой восторг, что он ушел в ванную и разрыдался.
— Идем, бать, — позвал Эйс. — Пошли на работу.
Святой поднялся, и они вдвоем вышли на кухню. Там жужжал блендер, взгляд Джеки был устремлен на холодильник. Эйс сунул руки в карманы.
— Привет, Джеки.
Больше всего ему сейчас хотелось оказаться подальше отсюда, он протиснулся мимо матери и вышел через боковую дверь. Святой взял с полки над плитой связку ключей, судя по звуку, Эйс счищал с лобового стекла «крайслера» снег.
— Ты можешь хотя бы вернуться домой к шести? — окликнула Мэри, — Я была бы тебе очень признательна.
Взяв сигареты, Святой вытянул из пачки одну. Он всегда держал Эйса в ежовых рукавицах, это был его долг, ведь из двоих сыновей он любил младшего больше. Ему вспомнились все оправдания, которые он придумывал для Джеки. Сколько раз он закрывал глаза на проделки старшего сына? Ведь знал же, что мальчишка таскает у него из кошелька деньги, что он покуривает, а может, и попивает, знал, что старший сын вырос с гнильцой. «Вот когда я заработаю свой первый миллион», — обычно говорил Джеки, когда они собирались на работу. «Вот когда я обзаведусь собственным пентхаусом…», «Вот когда я буду ездить на лимузине…»
Святой вытащил из кармана серебряную зажигалку и откинул крышечку. Прикуривая, он поднял глаза и увидел, что Джеки наблюдает за ним. Тот поспешно отвел взгляд.
Отец положил в карман ключи и двинулся к выходу, но, проходя мимо стола, остановился и протянул сыну дымящуюся сигарету. Джеки в замешательстве вскинул на отца глаза, но когда Святой кивнул, Джеки взял сигарету и поднес к губам. Глубоко затянулся и медленно выдохнул дым.
— Джон, — упрекнула его Мэри, расстроенная, что муж поощряет старшего сына снова начать курить.
— Увидимся в шесть, — сказал ей Святой.
Он вытащил из кармана шерстяную шапочку, на бензоколонке сегодня будет очень холодно, даже если они включат печку на полную мощность.
— Па, — произнес Джеки.
Святой взялся за ручку двери. Он не обернулся, но и не вышел.
— Спасибо, — сказал Джеки.
К полуночи снег перестал. Из своего окна Эйс видел, что в комнате Рикки Шапиро горит свет. Пытаясь не думать о ее незапертом окне, он натянул пальто и бесшумно выскользнул из дома. На улице было темно, заиндевевшие фонари почти не давали света. Щенок все еще лаял, но снег приглушал все звуки, так что лай, казалось, доносился откуда-то из невообразимой дали. Южное шоссе утихло, быть может, потому, что не было слышно привычного шума, Эйс вдруг задумался о том, куда оно ведет, и попытался вообразить, каково это — выглянуть из окна автомобиля и увидеть полынь и песок или очутиться в городе, где никто не знает ни твою семью, ни даже как тебя зовут? Почему он никогда не задумывался о том, что есть другие города, другие штаты, места, где дома не похожи как две капли воды?
Он двинулся через сугробы в синюю даль улицы. После целого дня работы на морозе руки потрескались и саднили. Сейчас он мог бы целоваться с Рикки Шапиро, а вместо этого шел по безлюдной улице. В небе висела огромная круглая луна, и было так тихо, что Эйс слышал, как скрипит снег у него под ногами. Дойдя до участка Корриганов, он завернул за угол и быстро перелез через изгородь. Приземлился в сугроб, потом подобрался к дому, стараясь держаться в тени, миновал боковую дверь и пустую темную кухню, стол для пикников и жаровню. Он вспотел, пот замерзал на лице и щипал кожу. Ему подумалось обо всех жителях их квартала, которые сейчас мирно спали: о его брате, о Дэнни Шапиро, о родителях Кэти Корриган. В памяти всплыла поваленная изгородь за школой, похожая на порванную серебряную цепочку. Он упрямо пробирался вперед и остановился лишь, когда увидел пса, привязанного к дикой яблоне.