Он вывел Руди на улицу и привязал к воздушному насосу, потом вернулся в офис, где отец просматривал бумаги. Когда Эйс вошел, Святой даже не оторвался от своего занятия.
— Наверное, не надо мне здесь работать, — сказал Эйс.
Теперь они были вдвоем, и Эйсу хватило бы малейшего знака — самой легкой улыбки, кивка, да чего угодно, — чтобы понять, на чьей отец стороне.
— Это тебе решать, — не поднимая головы, отозвался Святой. — Но где-нибудь работать ты должен.
Можно подумать, из них с Джеки именно он был тем сыном, которому нужно напоминать о его обязанностях.
— Я могу устроиться в супермаркет, — сказал Эйс, молясь про себя, чтобы отец велел ему не делать этого и сказал, что всегда мечтал работать с Эйсом в паре.
— Пожалуйста, если тебе так хочется.
— Да, — выдавил Эйс. — Мне так хочется.
И он устроился подсобным рабочим в супермаркет. В его обязанности теперь входило собирать брошенные на стоянке тележки, а также помогать старикам и беременным женщинам донести пакеты с покупками до машины. Работал он по субботам и после уроков, а с работы шел не домой, а к Билли Силку, чтобы потренировать его в бейсболе, и Нора не отпускала его, не покормив обедом. Дни теперь стали длиннее, Билли с Эйсом могли играть допоздна, и вскоре мальчик в состоянии был отбить любую подачу. Он мог забросить мяч за ограду — ее отремонтировали, и теперь не осталось никаких напоминаний о той аварии, когда в нее врезалась машина Джеки.
Они возвращались домой в темноте, бок о бок, вспотевшие и пропахшие травой, а пес трусил следом. К этому времени Джеймс был уже выкупан и уложен спать, и Эйс смотрел телевизор и пил лимонад, пока Билли доделывал уроки и готовился ко сну. Нора позволяла Эйсу в дневное время держать пса у нее, и, когда они отправлялись в спальню, Руди неизменно следовал за ними и лежал в дальнем углу, пока они занимались любовью. Домой Эйс обычно возвращался около одиннадцати, когда Джеки уже спал. Иногда Мэри находилась на кухне, раскладывала высохшее белье или пила чай. Она знала, что у Эйса с отцом вышла размолвка из-за собаки, и была очень благодарна Норе за то, что та пускала Руди к себе и принимала Эйса как родного сына. Перед тем как войти в дом, тот всегда оставлял пса на заднем дворе, потом шел к холодильнику и доставал себе бутылку лимонада.
— Ну как, закончил с Нориными мальчиками? — спрашивала его мать.
— Угу, — непринужденно отвечал Эйс.
Мэри знала, что сын принимает живое участие в Билли, и любила слушать про успехи ученика в бейсболе.
— Он играет лучше, чем Дэнни Шапиро? — спрашивала она всякий раз, и Эйс с улыбкой отвечал: нет, пока нет, во всей округе нет никого, кто хотя бы близко может сравниться с Дэнни.
Мэри показывала Эйсу очередную картинку, нарисованную Джеймсом, если в тот день сидела с ним, или кексики, которые напекла для мальчиков, если дело было в пятницу вечером и на следующее утро ей предстояло присматривать за обоими сразу. Уйдя наконец к себе в комнату, Эйс открывал окно и свистел, и пес вскарабкивался на приступок у окна, а потом перемахивал через подоконник. Он лежал на коврике, глядя, как хозяин раздевается и укладывается в постель, и время от времени поднимал свою громадную голову и тыкался ему в ладонь носом. В такие мгновения Эйсу хотелось плакать, но он ни разу так и не заплакал. Вместо этого он трепал Руди между ушей и засыпал, свернувшись в клубочек и подтянув колени к груди.
По воскресеньям Джеки Маккарти, одевшись в синий костюм, отвозил мать в церковь. Он никогда не сопровождал ее на службу, а дожидался в машине. Как-то раз он заметил на ступенях Розмари Де Бенедикт, учившуюся в выпускном классе Католической школы, — девушка остановилась поправить кружевную косынку на своих темных прямых волосах. У нее были широко распахнутые голубые глаза и губы, не тронутые помадой, она носила клетчатую юбку и простые черные туфли, но в ушах у нее поблескивали крохотные жемчужные сережки, а на шее золотой медальон. В церковь она пришла с матерью и двумя младшими сестренками, и едва Джеки увидел ее, как понял, что она и есть та самая, единственная. Ему показалось, что она взглянула на него, впрочем, до конца он был не уверен.
После службы Мэри села в машину, источая запах гардений и ладана, и со вздохом сбросила с ног туфли. Джеки завел мотор, но продолжал таращиться на Розмари.
— Мои колени меня когда-нибудь доконают, — пожаловалась Мэри и со смехом добавила: — Старею я.
Она обернулась, увидела, что ее Джеки загляделся на девушку на ступенях церкви, и поняла, что это правда. Вот и сын у нее дорос до того, чтобы влюбиться.