Руки и ноги Стася слушались уже хорошо, недостаток роста был почти не заметен. А вот легкость в членах, отсутствие боли в пояснице и скрипа в коленях колдуна радовали. Обладание юным телом прыщавого поваренка имело целый ряд преимуществ. Впору было оставить его себе. Жаль, что не получится.
Вложить свою душу в чужое тело можно было ненадолго. Лишь пока его истинный обладатель, одурманенный зельем, крепко спал. Душа Стася спала, уютно устроившись в левой пятке, а тело, к которому Терентий уже вполне приспособился, расхаживало по резиденции правителя в поисках короба вранья. Тело же самого колдуна лежало на постели в задней комнате его лавки. Он был ни жив, ни мертв. Рядом сидела испуганная Груша, тоже ни жива, ни мертва, отгоняя вездесущих мух.
Подумать только, вложил душу! Такое не каждому колдуну под силу. Это было потруднее даже, чем сотворить из мухи слона, как великие колдуны в дедовские еще времена. Знали бы люди на что он способен! От клиентов отбоя бы не было. Но еще лучше будет, если об этом никто никогда не узнает, включая хозяина этого прыщавого тела. Лев 16 такого не потерпит. И никакие магические способности Терентия не спасут. Он окажется в темнице, где из него вытянут все жилы и выпустят кровь капля за каплей. Колдун поежился.
Пухляш, тем временем, дотащил Стася до узкой лестницы, ведущей на второй этаж какого-то невзрачного строения, и быстро стал подниматься наверх, засыпая друга вопросами, будто горохом из рваного мешка.
«Груша. Ее зовут Груша,» – сказал Стась-Терентий.
Толстяк всплеснул руками: «Надо же как красиво! Вот у нас в деревне тоже одна Груша была, так у нее имелись вот такие яблочки. А у твоей как?» И дружески толкнул приятеля в бок.
Терентий, конечно, помнил, что в определенном возрасте главной темой разговоров юнцов являются девы, девушки, девчонки и девицы. Но ему то требовалось совсем другое. Перво-наперво, выяснить, как болтливого толстяка зовут. Они с ним, похоже, приятели. Хотя его перемазанные чем-то сладким пальцы оставляли следы на Стасином почти белом фартуке, колдун преодолел отвращение и взял краснощекого за руку: «Слушай, здоровяк, уморился я сегодня, сил нет. Давай завалимся на койки, а там поболтаем.»
«Ты перегрелся?» – деловито осведомился пухляш. – «Сейчас вечерняя поверка будет.» И потопал вверх по скрипучей лестнице. Терентий подался за ним, уткнувшись взглядом в болтающиеся при каждом шаге завязки фартука на круглом заду товарища. Как же его все-таки зовут?
Комната, куда привел Терентия краснощекий, была узкой и длинной, словно туннель. По обеим сторонам ее тянулись ряды нешироких двухъярусных коек. А под самым потолком зияли чередой узенькие оконца, впускавшие чуток солнечного света. Два десятка ребят: поварят, посыльных, подавальщиков гомонили, как стая галок. Как и во всяком чисто мужском коллективе, здесь пахло ядреным молодецким потом, грязными носками и пылью. Сразу же вслед за Терентием и его спутником в комнату ввалился низенький квадратный человечек и промокая вспотевшую лысину с порога заорал: «Поверка.»
Парни, не переставая гомонить, соскакивали с лежанок и выстраивались в ряд. Квадратный, хоть и был ростом ниже любого из парней, умудрялся нагнать страху на каждого. Лицо его было скроено криво, по никуда не годным лекалам: подбородок скошен, будто ударом топора, левая половина рта задрана в вечной усмешке, поседевшие брови сведены во вселенской печали Пьеро, левый глаз заметно косил в сторону. Заглянуть квадратному в глаза было решительно невозможно, и понять куда он смотрит – на тебя или на соседа – тоже. Насупив брови, он тщательно осматривал руки, пригибая пятерней непокорные головы, оглядывал загривки и придирчиво сверлил взглядом уши. Принюхиваясь, будто собака, он выталкивал из строя тех, чьи ноги воняли сильнее установленного уровня. Уровень был установлен четко: потеть поварятам полагалось до седьмого пота, а потом головомойки было не избежать.
«Нагнись, Хряк. Ну чего топчешься, как не доеная корова, Петрушка? Шагай вперед! И ты, Верста. Где Вы так извазюкаться успеваете, свиньи? Одной воды на вас сколько уходит, а мыла щелочного целая прорва,» – приговаривал он.
«Мыться, паршивцы,» – скомандовал он после осмотра, подталкивая в спины недовольно ноющих парней. Терентий оказался в числе немногих счастливчиков, которых головомойка миновала. Толстяку, которого, как выяснилось, звали Петрушей, не повезло. Мытье – напрасная трата времени, по мнению большинства молодых людей. Все равно завтра снова будешь грязным.
Когда конвоируемые квадратным грязнули удалились, в комнате осталось всего пятеро, включая колдуна. Один немедленно забрался на верхнюю полку, отвернулся к стене и захрапел, а трое уселись играть в кости, живо обсуждая подробности сегодняшнего Битого часа.