– Это мужчина… Его застрелили. Чего ломились, Леонид Федорович? Щель достаточная, чтоб пролезть.
Шатунов мгновенно ожил: убитый – мужчина? А по логике должна лежать женщина. Почему обязательно должна? Раз это не Ксения, нашествие закончилось для нее благополучно. Но где же она? Леонид Федорович пришел в то состояние, когда оставаться в неведении не было сил, он бросился в комнату, переступив через труп, с криком:
– Ксюша! Ксюша, это я!.. Где ты?.. Ксеня…
Вспыхнувший яркий свет ослепил, но и здесь группу встретила тишина да пустота – мебели мало, пахло ремонтом. Шатунов растерянно остановился, повторяя имя, как механическая игрушка, но все тише и тише… А в ответ – ничего.
Вдруг он физически ощутил, как его заполняет пассивное бессилие, разрушающее и без того хрупкую надежду, как оно диктует ему свесить лапки, смириться. Смириться с чем? Ксения знала, что он вот-вот приедет, значит, возня на площадке означала: он уже тут. Почему же не подавала признаков жизни? Где она? Верить в самый плохой исход… Кто в него верит, не убедившись собственными глазами?
Помещение под крышей большое, разделено перегородкой без дверей. Нужно сделать несколько шагов и заглянуть во вторую комнату, а у Шатунова на ногах выросли гири. Всего лишь несколько шагов… а он повернул лицо к Марину, прося у того помощи, только без слов.
Молодой человек обошел его, скрылся за перегородкой… и пробыл там час! Два! Десять! Целую вечность Марин находился за перегородкой и молчал! Нет, он будто сам там умер. А у Шатунова на ногах гири, черт бы их побрал! И голос пропал. Крикнуть бы: «Скажи хоть, что там?» Да горло сдавило чем-то плотным, не позволяющим проглотить колючий и сухой ком…
В окнах деревенских домов горел свет, значит, выстрелы люди слышали и всполошились, стрельба-то здесь не норма. Тем не менее…
– Хм, ни одной любопытной рожи, – глядя в окно автомобиля, констатировал Гога, здоровенный сорокалетний детина с физиономией барыги, которую в далекие времена рисовали в юмористическом журнале «Крокодил». – Обычно в деревне прямо на улице перетирается происшествие.
– Боятся, – сказал Стас, выкручивая на повороте руль. – Выстрелы раздавались из богатой зоны, нос туда совать – это чревато. Свидетелям достается не меньше, чем жертвам. Фу ты, асфальт закончился! Ну и пылища.
Стас – образцово-показательный молодой человек, воспитанный как денди, стройный, имеет весь набор той самой культуры, из-за отсутствия которой Шатунов страдал в юношеские годы. В «антураже» он занимает ведущее место, так как умеет лучше шефа выразить его же мысль.
– Вон они! – взревел Гога, одновременно делая вызов на мобиле.
– Ты уверен?
– А кто еще в это время здесь будет? Жми, Стас! Мы догоним.
Вдали сквозь дымку дорожной пыли действительно мелькнули красные огоньки – внедорожник взбирался на пригорок, пригасив скорость. Но вот он повернул и помчался по трассе в противоположную от города сторону. В джипе не подозревали, что за ними организована погоня, иначе скорость взлетела бы за пределы разумного. Стаса тревожили люди в джипе: кто они, каковы будут их ответные действия, когда поймут планы преследователей? Убийцы – звучит сурово, следовательно, эти ребята дружат с оружием покрепче охранников Шатуна.
– Крючок, слышь?.. – орал в трубку Гога, будто находился в заводском цехе, где по наковальням лупят гигантские молоты. – Мы на хвосте!.. А, видишь? Давай договоримся: стреляем по колесам. Догоняйте и становитесь в ряд!
Гога сунул мобилу в нагрудный карман рубашки, машинально вытер рукавом рубашки потное лицо и придвинулся к дверце. Искоса наблюдая за ним, Стас про себя подумал, что Гога применять оружие боится, а он не трус. Да просто никому из них не приходилось стрелять по людям. По сволочам, негодяям, не заслуживающим снисхождения, но… по людям. В этом вся проблема. Однако! Допустим, Крючок и Гога выведут джип из строя, а бандиты? Тоже будут по колесам стрелять или в лобешники пули влепят? Ммм…. страшновато.
Шатунов чувствовал, как от напряжения весь взмок, как заструилось по вискам, поползло по шее вниз, как закапало со скул на пол. А губы пересохли. Он не сводил глаз с Марина, а тот не смотрел на Шатунова, облокотился плечом о стену, утер нос тыльной стороной ладони и засунул пистолет во внутренний карман жилета. В общем, весь его вид означал старую истину: чудес не бывает. И надежда тут же умерла без агонии, осталось только посмотреть самому, но не убедиться, а… проститься.
Она лежала на полу у раскрытого окна. Наверное, последней ее мыслью было – выпрыгнуть. И лучше б она это сделала, в крайнем случае, переломала бы ноги, но Шатунов успел бы… Может быть, успел…