В последних фразах прозвучала откровенная издевка, и я вскинула голову, чтобы увидеть говорившую. Но слезы не позволили. Я протерла глаза кулаками и смогла разглядеть девушку в черном форменном платье. Она была в окружении нескольких барышень и молодых людей и явно играла в этой компании ведущую роль. Вон, ей чуть ли не в рот заглядывают и ловят слова, как божью проповедь! А волосы! Ее волосы. Они. Коротко острижены и чуть завиваются за ушами!
Господи, как же девица — и без волос?
— Милая, а что, у тебя язык есть? — так же ласково-ехидно спросила она, приблизившись. — Или ты убогонькая?
— Отстань от человека, Ирис! — с упреком сказал невысокий, крепко сбитый парень в костюме, который, видимо, служил молодым людям академической формой. — Если она плачет, значит, есть причины.
Молодой человек подошел ближе, присел передо мной на корточки и спросил участливо:
— Тебя кто-то обидел?
У него были замечательного цвета глаза — как августовское небо в конце дня перед самым закатом, то ли серое, то ли голубое. И смотрели они по-доброму, по-настоящему. Я покачала головой, не в силах произнести ни слова.
— Тогда почему плачешь?
— Остин, оставь ее, пусть порыдает в свое удовольствие! — фыркнула Ирис. — Она делает это так самозабвенно…
— Идите, не ждите меня, — отмахнулся от нее Остин и пересел на скамейку, обратился ко мне: — Как тебя зовут?
— А-адриана, — всхлипнула я.
— Так кто же тебя обидел? Хочешь, я ему окна какаш. то есть, фекалиями забросаю? Против воли я улыбнулась, представив процесс и результат, и снова покрутила головой:
— Нет, не надо. Меня действительно никто не обижал.
Ирис испустила тяжкий вздох, в котором ясно слышалась безнадежность, и сказала своим спутникам:
— Пойдемте. Пусть Остин играет роль спасителя молоденьких аристократочек! Остин, когда наиграешься, приходи, с нами веселее!
И они удалились по аллее, шурша юбками и пересмеиваясь. Наверное, надо мной. От этой мысли стало очень себя жалко — а ведь в пансионе я была бы среди своих, тут же среди чужих — внутри что-то горячее завязалось в тугой узел, и я разрыдалась заново, еще пуще прежнего.
Остин вздохнул, как уставшая лошадь, и пробормотал:
— Да что ж такое, в самом деле. Тебя никак не утешить! Ну-ка, давай, утри слезы!
— У меня нет платка-а-а, — проныла я, понимая, как глупо выгляжу. И это я, Адриана вед-Камли, лучшая воспитанница пансиона, которая всегда была на высоте!
Спаситель.
Остин со смехом протянул мне носовой платок из толстого батиста, на котором я разглядела все тот же символ империи и вензель, стоявший на академических бумагах. Свиток и песочные часы…
— Я постираю и отдам, — пообещала, вытирая глаза платком.
— Да уж будь любезна! — рассмеялся Остин. — А теперь рассказывай, что случилось!
— Я кристалл взорвала, — грустно ответила. — И профессор Виссальди запретил мне магичить…
— Насовсем?
— До выяснения.
Остин рассмеялся:
— Так это же здорово! Представь, в первый день занятий все будут пытаться изобразить заклинания, пыжиться, стараться, а ты — в потолок поплевывать!
— Я приехала сюда учиться, — с осуждением ответила ему. — В потолок плевать я могла и дома, не обязательно было ехать за столько километров!
— Тогда зачем ты взорвала кристалл?
Я пожала плечами, складывая платок:
— Он сам взорвался. Я только прочитала заклинание, а он — раз, и в осколках!
Остин совсем не аристократично почесал в затылке и протянул:
— Ну-у-у. Я могу только посоветовать сходить в библиотеку. Там должны быть книги по казусам артефакторики и ошибкам в заклинаниях.
— Библиотека! — с надеждой воскликнула я. — Это отличная идея!
— Хочешь, я провожу тебя?
Я с сомнением бросила взгляд на аллею, где скрылись Ирис с подругами, и спросила:
— Ты разве не собирался присоединиться к тем девушкам?
— Позже, — отмахнулся Остин. — Тут же такая тайна! Взорвавшийся артефакт! Я никогда о таком не слышал!
— Тогда пошли! Мне ведь еще учебники надо получить, — с благодарностью отозвалась я.
— Пойдем.
Остин вскочил и галантно подал мне руку. Опершись на нее, я встала.
Острая боль пронзила ладонь — там, где кожа касалась кожи парня. Вскрикнув, я отдернула руку и бросила возмущенный взгляд на своего нового знакомого. Он же посмотрел на меня удивленно, видимо, ничего не подозревая:
— Что случилось?
— Ничего, — пробормотала, — просто ногу подвернула…
Боль утихла, но снова опереться на руку Остина я не решилась. Артефакты не трогай, людей не касайся. Прямо проклятье какое-то!