- Не знаю. Я надеялась, дойду за день, но вижу, что до темноты не успею. Боюсь, это дальше, чем я смогу дойти. Пожалуйста, помогите мне!
Улыбнувшись, Дженнсен взяла на руки спящего мальчика:
- Не волнуйтесь, мы обязательно поможем.
Незнакомка сжала руку девушки:
- Извините, что причиняю вам беспокойство.
- Перестаньте. На лошади ехать не трудно.
- Не можем же мы оставить вас здесь с больным ребенком, - согласился и Себастьян.
- Когда я заберусь на лошадь, подайте мне мальчика, - сказала Дженнсен, возвращая ребенка в руки матери.
Оказавшись в седле, девушка протянула руки. Мать на мгновенье задумалась, опасаясь расставаться с ребенком, но затем передала его. Дженнсен положила спящего мальчика на колени, удостоверилась, что ему удобно и безопасно. Тем временем Себастьян подал руку матери и помог ей устроиться у себя за спиной. Двинулись в путь. Женщина крепко держалась за Себастьяна, но глаза ее неотрывно следили за Дженнсен и мальчиком.
Девушка поехала вперед, чтобы мать смогла видеть незнакомку и ребенка. Она гнала Расти по глубокому снегу, переживая, что ребенок не спит, а находится без сознания. Лихорадка есть лихорадка...
Над дорогой снова закружилась поземка, приближались сумерки, а путешественники все скакали и скакали. Переживания за ребенка и желание помочь делали дорогу бесконечной. За каждым холмом, за каждым поворотом снова и снова оказывался лес. Дженнсен начала беспокоиться, что если лошади продолжат бешеную скачку по глубокому снегу, то непременно падут. Раньше или позже придется замедлить движение, чтобы дать им отдохнуть.
Приближалась развилка. Сзади послышался свист Себастьяна. Дженнсен обернулась.
- Туда, - закричала женщина, показывая направо, куда уходила узкая цепочка следов.
Дженнсен повернула Расти направо. Дорога пошла вверх по склону. Здесь, на склоне горы, стояли огромные деревья, их нижние ветви росли высоко над головами путников, закрывая свинцовое небо. Впереди лежала снежная целина, и лишь узкий пунктир следов указывал путникам дорогу через лес, под скалистыми выступами каменных стен и по облегчавшим путь каменным уступам.
Дженнсен убедилась, что мальчик спит. Вокруг не ощущалось человеческого присутствия. После дворца, болота Алтеи и Азритских равнин девушке было очень спокойно в этом лесу. Себастьяну же, наоборот, леса не нравились. И снег он тоже не любил. Дженнсен же всегда очаровывали мир и покой, священная тишина заснеженной чащи.
Впереди показался дымок. Похоже, близился конец пути.
Обернувшись на мать, Дженнсен убедилась в правильности вывода. Когда путники достигли гребня горы, они увидели несколько деревянных строений, расположившихся вдоль поросшего лесом склона.
На расчищенном участке, огороженном плетнем, стоял сарай. Рядом, в загоне, топталась лошадь. Вдруг она подняла голову и приветственно заржала. Расти и Пит фыркнули в ответ. Дженнсен свистнула в два пальца, и Расти ринулась через сугробы к небольшой хижине, ближайшей к вершине и единственной, из трубы которой шел дымок.
Не успели они подъехать ближе, как дверь открылась. Из домика навстречу путникам вышел мужчина средних лет в накинутом на плечи льняном плаще. Его лица, закрытого от холода капюшоном, Дженнсен разглядеть не удалось.
Мужчина взял Расти под уздцы.
- Мы привезли больного мальчика, - сказала Дженнсен. - Вы случайно не целитель?
- Заносите его в избу, - кивнул мужчина.
Мать ребенка уже соскользнула с лошади и стояла около Дженнсен, готовая принять ребенка на руки.
- Спасибо Создателю, вы дома...
Целитель, успокаивающе положив руку женщине на плечо, проводил до двери.
- Можете поставить лошадей вместе с моей, а потом заходите в дом, сказал он Себастьяну.
Тот поблагодарил и повел лошадей в загон. Дженнсен пошла к избушке.
В свете угасающего дня она так и не разглядела лицо незнакомца.
Хоть и было глупо надеяться, она знала, что это Рауг'Мосс, и он мог бы ответить на ее вопрос.
Глава 33
Очаг занимал в хижине почти всю стену с правой стороны. На дверях, ведущих в соседние комнаты, висели грубые холщовые занавески. На полке стояла лампа. Глядя на нее, приходилось выбирать объяснение: то ли полка неровная, то ли лампа перебрала лишнего. В очаге потрескивали дубовые дрова. Приятно пахло дымком, комнату освещали отблески веселого пламени. Над огнем, чуть сдвинутый в сторону, висел черный от сажи чайник. Оказавшись в теплой комнате после стольких дней, проведенных под открытым небом, Дженнсен сразу почувствовала, что ей жарко.
Целитель положил мальчика на один из соломенных тюфяков, лежащих вдоль стены напротив очага. Мать присела неподалеку, наблюдая, как он разворачивает одеяло. Тем временем Дженнсен тщательно изучала в окно деревеньку - хотела удостовериться в отсутствии неожиданностей. Из труб не шел дым, следов на ровном снегу тоже не было. Однако судить об отсутствии людей по этим признаком было трудно.
Дженнсен прошлась по комнате, обошла грубо сколоченный стол, стоявший посередине, протянула руки к очагу. Отсюда были видны две маленькие комнаты. В них лежали тюфяки, на гвоздях висело кое-что из одежды, людей не было. Рядом с дверными проемами стояли сосновые шкафы.
Мать больного мальчика принялась напевать ему что-то тихое и спокойное. Целитель быстро прошел к шкафу и достал оттуда несколько глиняных фляг.
- Пожалуйста, принесите огня для лампы, - попросил он, расставляя фляги на столе.
Дженнсен отщипнула лучинку от полена, подержала в огне очага, пока та не загорелась. Девушка зажгла лампу и поставила на место ламповое стекло. Целитель насыпал в белую чашку порошок из глиняных фляг - по щепотке из каждой.
- Как мальчик? - шепотом спросила Дженнсен.
- Плох, - ответил он. Дженнсен поправила фитиль:
- Могу я чем-то помочь? Целитель закупоривал очередную флягу.
- Если не трудно, принесите мне ступку и пестик. Они лежат в буфете, по центру.
Дженнсен достала массивную каменную ступку и пестик, поставила на стол перед лампой. Целитель добавил в чашку порошок горчичного цвета. Он был так увлечен своей работой, что забыл скинуть плащ. Но теперь капюшон был снят, и Дженнсен смогла хорошенько рассмотреть его.