Иногда Дженнсен начинала жалеть себя, вспоминая, чего в ее жизни не было из того, что могло бы быть. Но она тут же вспоминала мать, которая отказалась от всего этого по доброй воле и ради своей дочери... Больше всего мать была похожа на ангела-хранителя во плоти.
– Дженнсен! – Мать кинулась к ней и обняла за плечи. – О-о, Джен, я уже начала волноваться. Где ты была? Я уже собиралась искать тебя, я уже решила, что с тобой приключилась беда.
– Так оно и было, мама, – сказала Дженнсен.
Мать на мгновенье замерла, затем, не задавая никаких вопросов, обняла дочь. После дня, наполненного пугающими событиями, объятия матери были для Дженнсен как чудодейственный бальзам. Наконец, по-прежнему успокаивающе обнимая дочь за плечи, мать потянула ее в дом.
– Заходи внутрь, надо обсохнуть. Я вижу, у тебя отличный улов. Мы пообедаем, и ты хорошенько мне все расскажешь.
Дженнсен замедлила шаг:
– Мама, я не одна.
Мать остановилась, внимательно вглядываясь в лицо дочери и пытаясь понять, насколько серьезно случившееся.
– Что ты имеешь в виду? Кто с тобой?
Дженнсен махнула рукой в сторону тропы:
– Он там, внизу. Я велела ему подождать. Я сказала, что спрошу, можно ли ему поспать в хлеву...
– Что? Остаться здесь, у нас? Джен, о чем ты только думала? Мы не можем...
– Мама, послушай меня. Пожалуйста!.. Сегодня случилось ужасное. И Себастьян...
– Себастьян?
Дженнсен кивнула:
– Этот человек, которого я привела... Себастьян помог мне. Я натолкнулась на солдата, сорвавшегося с верхней тропы над озером.
Лицо у матери стало пепельным. Она молчала.
Дженнсен набрала побольше воздуха и продолжила рассказ:
– Я обнаружила мертвого д'харианского солдата в ущелье, под верхней тропой. Других следов вокруг не было – я посмотрела. Он был настоящий великан, вооруженный с ног до головы. Боевой топор, меч у пояса, меч на перевязи...
Мать наклонила голову и пристально посмотрела на дочь:
– Ты мне что-то не договариваешь, Джен.
Дженнсен не хотела рассказывать все, пока не объяснится насчет Себастьяна, но, похоже, мать читала все в глазах и улавливала по голосу. От листочка бумаги, лежавшего в кармане Дженнсен, исходила ужасная угроза, и два слова, написанные на нем, звучали в ее голове набатом.
– Мама, пожалуйста... Дай, я расскажу тебе все по-своему?
Мать погладила Дженнсен по щеке:
– Ну что же, расскажи. И если так надо, то – по-своему.
– Я обыскивала солдата, пыталась найти что-нибудь важное. И кое-что нашла. Но потом этот человек, путник, случайно заметил меня... Извини, мама, я была напугана... Солдат лежал там, и я обнаружила кое-что у него в карманах и вела себя не так осторожно, как следовало бы. Я знаю, что вела себя глупо...
Мать улыбнулась:
– Нет, дитя мое, все мы не без греха. Нет идеальных людей. Мы все когда-нибудь совершаем ошибки. Это не означает, что ты глупа. Не говори о себе так.
– Ну, я почувствовала себя так глупо, когда он что-то сказал, и я обернулась, а он уже стоял рядом. Но я держала нож наготове...
Мать одобрительно кивнула, улыбнувшись дочери.
– Он потом понял, что тот человек разбился насмерть. Он... его зовут Себастьян... он сказал, что если мы просто оставим солдата здесь, то скорее всего его найдут другие и начнут нас всех допрашивать и могут обвинить в том, что погиб их товарищ...
– Похоже, этот Себастьян знает, о чем говорит.
– Я тоже так подумала. Я еще раньше сама хотела похоронить мертвого солдата, постараться его спрятать. Но он был такой огромный... Я бы никогда не смогла оттащить его в расселину. Себастьян предложил мне захоронить тело. Вместе мы смогли перетащить его и скатить в глубокую щель в скале. Мы очень хорошо прикрыли его сверху. Я наносила гравия, а Себастьян положил наверх несколько тяжелых валунов. Никто не найдет солдата.
Мать выглядела более успокоенной.
– Это было мудрое решение.
– Прежде чем мы похоронили его, Себастьян решил, что надо взять все ценное. Не оставлять же гнить без пользы в земле!
Мать вопросительно подняла брови:
– Ну, и взял он что-то?
Дженнсен кивнула. Она сунула руку в карман, где не было листа бумаги, вытащила деньги и переложила в руку матери.
– Себастьян настаивал, чтобы я взяла все. Здесь золотые марки. Он не хотел брать их себе.
Мать смотрела на состояние, лежащее в ее руке, затем бросила взгляд на тропу, где ждал Себастьян. И склонилась ближе к Дженнсен:
– Джен, раз он пришел с тобой, то, может быть, считает, что сможет забрать деньги, когда ему заблагорассудится. Он изобразил из себя щедрого человека, завоевал твое доверие, но от денег не отходит, чтобы, в конце концов, забрать их.
– Я тоже думала над такой возможностью.
Тон матери смягчился, она с сочувствием сказала: