На серебряной рукояти была затейливо выгравирована буква «Р».
Как же все-таки красива эта вещь!
С юного возраста мать учила дочь обращению с ножом. Как было бы хорошо, окажись у матери такой нож!..
«Дженнсен».
Она вскочила.
Не сейчас! Милостивые духи, не сейчас! Не здесь...
«Дженнсен».
Дженнсен принадлежала к числу людей, которые мало что не любят в жизни, но этот голос она не любила.
И она проигнорировала его, как и всегда, заставив свои пальцы ощупывать тело. Проверила кожаные ремни. Нет ли в них потайных мест?.. Увы, нет. И мундир простого покроя, без карманов...
«Дженнсен».
Она стиснула зубы.
– Оставь меня, – произнесла она вслух, но тихо.
«Дженнсен».
На этот раз голос прозвучал по-другому. Будто был не в голове, как это казалось обычно.
– Оставь меня в покое, – простонала она.
«Сдавайся», – прозвучал безжизненный невнятный голос.
Дженнсен подняла голову и увидела, что глаза мертвеца пристально смотрят на нее.
Первый порыв завывающего ветра, предвестника холодного дождя, обрушился на нее. Словно ледяные пальцы духов начали ласкать лицо...
Сердце Дженнсен бешено застучало. Она задышала прерывисто и скрипуче. Словно шелк цеплялся за сухую кожу... Взгляд широко раскрытых глаз был устремлен на лицо мертвого солдата. А потом она отскочила, поскальзываясь на мелких камнях.
С ее стороны так вести себя было глупо, и она это знала. Человек мертв. Он не смотрит на нее. Он просто не может смотреть на нее. Его немигающий взгляд мертв. Он сейчас, как связка снулой рыбы. Рыбины ни на что не смотрят. И он не смотрит. Это ей только кажется.
Но даже если его глаза мертвы, она будет глядеть на него, чтобы убедиться, что он на нее не смотрит...
«Дженнсен».
Над высоким гранитным утесом раскачивались на ветру сосны. Оставшиеся без листвы клен и дуб размахивали своими скелетообразными ветвями, но Дженнсен ничего вокруг не видела. Она не сводила глаз с мертвеца. И прислушивалась, не раздастся ли голос.
Однако губы мертвеца были неподвижны. Дженнсен знала, что так и должно быть. Голос раздавался в ее голове.
Лицо погибшего по-прежнему было повернуто в сторону тропы, откуда он упал, хотя сейчас Дженнсен казалось, что оно обращено в ее сторону. И она крепко сжала рукоять своего ножа.
«Дженнсен».
– Оставь меня. Я не сдамся.
Она никогда не понимала, почему голос желает, чтобы она сдалась. Он был с нею всю ее жизнь, но никогда ничего не объяснял. И в этой двойственности она находила успокоение.
Как будто отвечая на ее мысли, голос раздался вновь:
«Откажись от своей плоти, Дженнсен».
Дженнсен не могла вздохнуть.
«Откажись от своей воли».
Она в ужасе сглотнула. Он никогда не говорил так раньше – чтобы она могла понять все слова.
Она едва различала этот голос, когда засыпала. Он звал ее издали, безжизненным шепотом. Он произносил разные фразы – она знала это, но никогда не могла различить ничего, кроме собственного имени да пугающего короткого призыва сдаться. Это слово всегда звучало более отчетливо, чем остальные. Она всегда слышала его и не могла расслышать других слов.
Мать говорила, что это голос мужчины, который почти на протяжении всей жизни хотел убить Дженнсен. Мать говорила, что он хотел замучить ее.
«Джен, – обычно говорила мать. – Все в порядке. Я здесь, с тобой. Он не причинит тебе никакого вреда».
Дженнсен не хотелось перекладывать этот груз на мать, и часто она не рассказывала той, что снова слышала голос.
Но даже если он не мог причинить ей зла, это мог сделать обладатель голоса, если найдет ее. И как никогда Дженнсен захотелось очутиться в защищающих объятиях матери.
Когда-нибудь он придет за нею. Они обе знали, что так случится. Пока же он посылал к ней голос. Во всяком случае, так считала мать.
Поскольку такое объяснение пугало, дочь предпочитала думать, что она – сумасшедшая. Ведь если Дженнсен не в себе, значит, голоса не существует.
– Что случилось?
Дженнсен задохнулась от крика и развернулась, выхватывая нож. Полуприсела и широко расставила ноги, готовая броситься на неведомого противника. Ведь сейчас это не был бесплотный голос. Какой-то человек шел оврагом по направлению к ней. Ветер завывал вокруг, да еще ее отвлекло тело мертвеца, поэтому она и не услышала, как человек приблизился.
Он выглядел очень крепким и находился уже совсем рядом, так что она поняла – удрать не удастся, он с легкостью ее догонит.
Глава 2
Увидев ее реакцию, человек остановился:
– Я не хотел вас напугать.
Голос его оказался достаточно приятным.
– И тем не менее вы меня напугали!
Хотя капюшон плаща незнакомца был опущен и Дженнсен не могла отчетливо видеть его лицо, похоже, он, как большинство других людей, заинтересовался ее рыжими волосами.
– Да, я заметил... Прошу прощения!
Она не изменила защитной позы в знак того, что принимает его извинения; наоборот, бросила быстрый взгляд по сторонам, проверяя, нет ли с незнакомцем того, кто незаметно подкрадывается сейчас сзади...
Будучи застигнутой врасплох подобным образом, она чувствовала себя невероятно глупо. В глубине души Дженнсен знала, что никогда не будет находиться в полной безопасности. И дело совсем не в тайном голосе. Малейшая неосторожность способна в любой момент привести ее к концу. От мысли, как легко это может произойти, девушка почувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Если этот человек смог подойти и застать ее врасплох среди бела дня, то мечта о том, что когда-нибудь ее жизнь будет принадлежать только ей самой, просто безнадежна.
Тёмная поверхность вздымающейся вверх скалы блестела под дождем. Овеваемый ветрами овраг пустынен – только девушка и двое мужчин. Один мертв, другой жив. Еще будучи маленьким ребенком, Дженнсен не имела привычки представлять себе зловещие лица, скрывающиеся в сени леса. Вот и сейчас промежутки среди деревьев были пусты...
Мужчина остановился в дюжине шагов от нее. Судя по позе, остановил его вовсе не страх перед ножом в руке девушки. Просто он опасался вызвать у нее еще больший испуг. Он неотрывно смотрел на нее, казалось, задумавшись о чем-то своем. Но скоро отвлекся от изучения ее лица, непонятно почему вызвавшего столь пристальный интерес.
– Я могу представить себе, почему женщина пугается внезапно подошедшего незнакомца. Я хотел пройти мимо, чтобы не тревожить вас, но увидел лежащего на земле парня. И подумал... Может быть, вам нужна моя помощь, подумал я, и помчался сюда.
Темно-зеленый плащ облегал на ветру его мускулистую фигуру. Потом ветер задрал полы плаща, и Дженнсен разглядела под ними хорошо скроенную простую одежду. Лицо под капюшоном было едва различимо, но незнакомец явно и старательно улыбался. Впрочем, улыбка его была данью вежливости, не больше.
– Он мертв... – других слов у Дженнсен не нашлось.
Она не привыкла разговаривать с незнакомцами. Она не привыкла говорить с кем бы то ни было, кроме своей матери. Она не была уверена в том, что именно говорят в данных обстоятельствах.
– Мне очень жаль... – Незнакомец слегка вытянул шею, пытаясь разглядеть человека, лежащего на земле, но ближе не подошел.
Дженнсен подумала о немалой тактичности человека, который старается не приближаться к девушке, видя, что та явно нервничает. И ей стало неприятно, что она выдала свои чувства. Раньше ей казалось, что никто не сможет прочесть ее мысли по выражению лица. Незнакомец перевел пристальный взгляд с мертвеца на нож Дженнсен, а потом на ее лицо:
– Полагаю, у вас была на это причина.
На секунду озадаченная, она в конце концов уловила смысл сказанного и выкрикнула:
– Я не убивала его!
Мужчина пожал плечами:
– Прошу прощения! Отсюда мне трудно судить, что случилось.
Дженнсен обнаружила, что все еще держит нож направленным в сторону незнакомца, почувствовала себя неловко и опустила руку с оружием.
– Я не хочу, чтобы вы... подумали, что я сумасшедшая. Вы просто напугали меня до смерти.