Она оказалась дрейфующей в море мужчин. Рядом мелькали несколько других женщин, в основном девушки-служанки. Одни танцевали с желанием, другие подключались к танцам ненадолго и удалялись с ловкостью водомерок. Дженнсен не понимала, как они проделывали этот трюк, ей грозило утонуть среди бушующих волн из передававших ее друг другу кавалеров. Заметив боковым зрением дверь, она внезапно вырвалась из рук очередного танцора. Он не ожидал такого, и все остальные мужчины начали смеяться над упустившим свою даму парнем, восприняв ее сопротивление с гораздо большим благодушием, чем она себе представляла. Некоторые и вовсе поздравляли ее с освобождением.
Как ни странно, мужчина, от которого она вырвалась, не обозлился.
– Спасибо, моя прекрасная дева за изящный танец! – Он поклонился ей. – Это большая милость с вашей стороны для такого неуклюжего неумехи, как я. – Он усмехнулся и подмигнул ей, а затем вместе со всеми вновь принялся хлопать в такт музыке.
Дженнсен стояла ошарашенная, осознав, что никакой опасности и не было. Эти люди просто развлекались и вовсе не желали ей зла. Ни один не позволил себе непристойного прикосновения и не сказал грубого слова. Они лишь смеялись да танцевали с нею. Тем не менее она стремительно направилась к двери.
Но прежде чем она успела выйти, чьи-то руки снова обхватили ее за талию. На этот раз Дженнсен попыталась вырваться.
– Не знал, что вы любите танцы!
Это был Себастьян. Дженнсен сразу успокоилась и позволила ему вывести себя из таверны.
За дверью стояла темная ночь, холодный воздух принес облегчение. Дженнсен сделала глубокий вдох, счастливая от того, что не чувствует больше запахи эля, табака и потных мужских тел.
– Я ведь сказала, что вы должны предоставить мне возможность сделать это самой.
– Сделать что?
– Я собираюсь к Латее. Останьтесь здесь, Себастьян. Пожалуйста!
– Хорошо... Если скажете, почему не хотите, чтобы я пошел с вами.
Она подняла руку:
– Себастьян, вы важный человек, и я ужасно переживаю, что вы из-за меня в опасности. Это моя проблема, не ваша. Моя жизнь, она... Я не знаю. У меня нет жизни. А у вас – есть. И я не хочу, чтобы вы запутались в моих сложностях. – Она сделала пару шагов по твердому насту. – Просто подождите здесь.
Однако он сунул руки в карманы и двинулся следом:
– Дженнсен, я – взрослый человек. Не надо решать за меня, что мне следует, а что не следует делать, ладно? Она, не ответив, свернула на пустынную улицу.
– Скажите, зачем вы идете к Латее?
Она остановилась на обочине, рядом с нежилым домом, недалеко от поворота к дому Латеи.
– Себастьян, много лет я спасаюсь бегством. Моя мать провела лучшую часть своей жизни, убегая от Даркена Рала и пряча меня. Она умерла, спасаясь от его сына Ричарда. Но ведь это за мной гнался Даркен Рал, меня он хотел убить. А теперь за мной гонится Ричард Рал, а я так и не знаю, почему... Меня уже тошнит от всего этого. Моя жизнь – это сплошной побег и сплошной страх. Это все, что я делаю. Это все, о чем я думаю. В этом вся моя жизнь – сбежать от человека, который пытается убить меня, опередить его на шаг и остаться жить.
Он не стал с ней спорить.
– Так для чего же вы идете к колдунье?
Дженнсен просунула руки под плащ, сцепила их, чтобы согреться. Она неотрывно смотрела вперед, на темную дорогу, ведущую к дому Латеи, закрытую кружевным балдахином из голых ветвей. Ветки терлись друг о друга, скрипели и издавали стонущие звуки.
– Недавно я убежала даже от Латеи. Я не знаю, почему лорд Рал охотится за мной, а она знает. Я побоялась настоять, чтобы она рассказала мне. Я собиралась оправиться в Народный Дворец и найти ее сестру, Алтею, надеясь, что если я смиренно встану у ее дверей, она сжалится и поможет мне... А если она не поможет? А если она выгонит меня? Что тогда? Ведь мне идти во Дворец – опаснее некуда. И ради чего? Ради шаткой надежды, что кто-то согласится помочь одинокой девушке, за которой гоняются силы всей нации во главе с выродком-убийцей, сыном чудовища?.. Разве вы не понимаете? Если я перестану принимать «нет» в качестве ответа и смогу настоять, чтобы Латея рассказала мне, тогда, возможно, и не придется совершать опасный поход в сердце Д'Хары. Тогда я смогу покинуть страну. Тогда, впервые в жизни, я стану свободной. Но я чуть не потеряла этот шанс, потому что и Латею я тоже боялась. В общем, мне до смерти надоело бояться.
Себастьян стоял, раздумывая, какой выбор будет лучше.
– Давайте просто уйдем. Позвольте мне вывести вас из Д'Хары, если вы действительно этого хотите...
– Нет... Нет, пока я не выясню, почему лорд Рал хочет убить меня.
– Дженнсен, какая, в сущности, разница...
– Нет! – Ее кулаки сжались. – Нет, пока я не выясню, почему пришлось погибнуть моей матери.
Она чувствовала, как горькие слезы скатываются по ее щекам, как застывают на холоде. Наконец, Себастьян кивнул.
– Я понимаю. Идемте к Латее. Я помогу вам получить у нее ответ. Может быть, потом вы согласитесь уйти из Д'Хары, туда, где будете в безопасности.
Она вытерла слезы:
– Спасибо вам, Себастьян. Но вы ведь должны сделать здесь какое-то дело, правда? Я не могу больше отвлекать вас на мои проблемы. Это – моя забота. Живите своей жизнью. Он улыбнулся:
– Духовный вождь нашего народа, брат Нарев, говорит, что самое важное дело в жизни – помогать тем, кто нуждается в помощи.
Эта фраза подняла настроение Дженнсен, хотя ей уже казалось, что ее ничего не может взбодрить.
– Похоже, он – замечательный человек.
– Это точно.
– Но вы находитесь на службе у своего вождя, Джеганя Справедливого, так ведь?
– Брат Нарев является близким другом и пастырем императора Джеганя. Оба сочли бы, что я должен помочь вам, я в этом уверен. В конце концов, лорд Рал – и наш враг тоже. Лорд Рал принес несчастье многим людям. Они оба, брат Нарев и император Джегань, настояли бы на том, чтобы я помог вам. Так обстоят дела.
Дженнсен задохнулась от счастья и ничего больше не сказала. Она позволила Себастьяну обхватить себя за талию. Шагая с ним в тишине ночи, она прислушивалась к мягкому звуку шагов и скрипу сухого снега у них под ногами.
Латея должна помочь. Дженнсен постарается, чтобы она помогла.
Глава 11
Обе очень не хотелось останавливаться, но он знал, что пора. Ему надо возвращаться домой – мать будет злиться, если он слишком задержится в городе. Кроме того, он больше не мог получить от Латеи никакого удовольствия. Она принесла ему все радости, которые когда-либо могла дать.
Было просто упоительно, пока все продолжалось. Безгранично упоительно!.. И он смог узнать много нового. Животные просто не могут дать такие ощущения, какие он получал от Латеи. Конечно, как умирает человек, во многом похоже на то, как умирает животное, но в то же время была разница. И какая!.. Оба теперь знал это.
Кто может знать, о чем думает крыса? Если крысы вообще думают... Но люди могут думать. Их ум можно увидеть в их глазах, и ты все понимаешь. И знаешь, что они думают настоящими человеческими мыслями – не какими-нибудь цыпляче-кроляче-крысиными! – их взгляд говорит об этом. И это так возбуждало. А каким восторгом было стать свидетелем суда над Латеей! Особенно, когда он дождался того единственного, самого впечатляющего момента, той окончательной муки, когда ее душа покидала тело, и Владетель мертвых забирал ее в свои владения.
Да, животные тоже вызывали у него восторг, несмотря на то, что в них не было человеческого начала. Он испытывал громадное наслаждение, пригвоздив животное к забору или стене хлева и сдирая с них кожу, пока они еще были живыми. Но у них не было души. Они просто... умирали.
Латея тоже умерла, но это породило совершенно новые ощущения.
Латея заставила его так ухмыляться, как он раньше никогда не ухмылялся.
Оба открутил верх лампы, вынул фитиль и разбрызгал масло по полу, на сломанный стол и вокруг шкафа с лекарствами, который валялся опрокинутый в центре комнаты.
Он знал, что не может просто так оставить старуху здесь, чтобы ее обнаружили в подобном виде, хотя сделал бы это с большим удовольствием. Но это вызовет слишком много вопросов. Особенно, если увидят ее такой...