Потом они вышли к крутому повороту, ставшему для них полной неожиданностью. Кто-то упал с болезненным вскриком и тихо, испуганно выругался. Электрический свет мигнул, сначала превратился в слабый отсвет цвета сухой соломы, а напоследок вспыхнул яркой охрой, как луна в загаженном выбросами римском небе.
И все. Теперь их окружал полный мрак. Лудо начал безумствовать, орать и требовать, чтобы кто-нибудь посветил ему.
Ноу них уже не было ничего подходящего. Батарейки сели, и остались только две спички, которые Ла Марка зажег одну за другой и которые тут же погасли под сильными порывами сквозняка, налетавшего из темноты, а откуда — Тони определить не мог.
Торкья совсем взбесился. Алессио отлично распознал нотки, звучавшие в его голосе: страх и ярость в равных долях. Они спорили друг с другом, и хрупкая связь взаимопомощи, что держала их вместе, рвалась и пропадала во всепоглощающем мраке.
Мальчик тоже был напуган. Уверенность, которую вселял свет фонаря, исчезла.
Богатое воображение рисовало ему самые скверные картины. В этот момент фантазер всей кожей ощущал, как давят на него тонны и тонны камня и мертвой красноватой земли. Давят на голову, сжимают тело со всех сторон, стискивают горло, чтобы забрать из легких последние остатки воздуха.
Это очень похоже на могилу, думал он. Да это и есть могила, во всяком случае, для многих, стоящих рядом с ним.
Когда он попробовал позвать: «Папа! Папа!», он едва услышал собственный голос. В ответ сзади раздался только смех Торкьи, злобный, полный ненависти, возникающий откуда-то из каменных внутренностей Авентино.
— Папа! Папа! — издевательски кричал Лудо. — Где же это он, мой мальчик? И где мы сами оказались?..
Заблудились, хотел ответить мальчик. Потерялись и заблудились в логове зверя, загнанные Минотавром, который вообще-то не был никаким монстром — теперь Алессио это хорошо понимал.
Все надежды на победу, на то, чтобы выставить остальных в качестве приза, исчезли. И бравада, еще недавно переполнявшая все его маленькое существо, уступила место ужасу. Фантазеру хотелось увидеть отца. Хотелось ощутить его сильные обнимающие руки, и чтобы они вывели его отсюда к свету и безопасности.
Сколько времени он уже отсутствует, бросив сына на произвол судьбы? Алессио не знал — он потерял счет времени: может, они бродили по этим пещерам минут десять, а может, целый час. Теперь уже невозможно определить. Он знал только одно: ни разу за все это время он не услышал голоса отца. Ни разу.
«Тебе все равно, — тихо прошептал мальчик. — Тебе на все наплевать за исключением самого себя».
Перед глазами тут же встала картина. Джорджио и мама о чем-то спорят, а его выгнали из комнаты. После чего он сел, скорчившись, под дверью и подслушивал, гадая, что будет дальше.
В голове поднялся шум. Мальчик уже знал, что это непременно произойдет, давно знал. Так всегда бывает, когда люди начинают выяснять отношения и применять при этом силу. Теперь шум происходил из двух источников: гудело в голове, а позади началась свалка, яростное мельтешение кулаков и ног. Шестеро в темноте пытались его найти, схватить и грубо выместить на нем злобу и отчаяние. Именно так ведут себя перепуганные люди, будучи не в состоянии помыслить ни о чем ином; для них это единственный естественный выход из положения.
Но вдруг появился третий источник звуков. Из темноты впереди.
Кто-то ухватил его за плечо, но мальчик в страхе стряхнул руку.
— Алессио…
Голос был напряженный, но не враждебный. Фантазер узнал его: Дино, этот слабак.
— Тут поток воздуха идет в тоннель! Вот отсюда! Давайте туда! Быстро!
Маленький проводник не стал ждать. Он вполне отдавал себе отчет в том, что за звуки сейчас издают остальные: вопли животного страха и отчаянного стремления выбраться, вопли смертельно перепуганных человеческих существ, опасающихся за жизнь.
Алессио Браманте вдыхал влажный воздух, поток которого был едва ощутим во тьме, и пытался определить, откуда он идет. Алессио побежал, не обращая внимания на камни и острые выступы, торчащие отовсюду. Мститель знал, что у них осталась только одна надежда выбраться на свободу и она находится близко. А в свете дня, под ярким и всепрощающим солнцем, знакомые улицы приведут его домой, к маме.
Патер.
Это слово вдруг выплыло из закоулков памяти и завладело всем его существом. Вот кем хотел стать Джорджио Браманте. И не сумел. Настоящий Патер оберегает своих детей и, подвергая их испытаниям, наблюдает за ними из тени, готовый вмешаться и в случае необходимости прийти на помощь.