Выбрать главу

Но принять решение мне не удалось, потому что ступеньки кончились и начался клуб, причем совсем не так, как я себе это успела навоображать.

Томных юношей, одетых по последней моде, не было и следа. Мужчины, конечно, были, причем разных возрастов — кто-то в дорогих пиджаках, кто-то в джинсах и свитерах, — но никто из них не годился для съемок в клипах МТѴ или для страниц «ОМ», «Птюч» и «Матадор». Кроме того, почти все они были со спутницами, а те, с кем спутниц не было, явно воспринимали это как большую ошибку судьбы. Один из таких несчастных сидел в углу, облокотившись о столик рукой, в которой медленно догорала забытая сигарета, и смотрел на стоящий перед ним стакан с матово-белой жидкостью, словно пытался увидеть в нем призрак своего прадедушки.

Интерьер клуба также резко отличался от моих фантазий. Вместо ожидаемого пластика всюду было темное дерево — столы, стулья, барная стойка, стенные панели и решетчатые перегородки, увитые искусственным плющом. Ко всему прочему, в клубе было то, чего я никак не могла себе вообразить: посреди зала сидел печальный мраморный ангел, держа перед собой чашу, из которой с журчанием выбивалась струйка воды.

На сцене, возвышающейся над уровнем пола, за роялем сидел пианист и, перебирая пальцами клавиши, покачивал головой в такт музыке. Рядом с ним стояла длинноволосая блондинка в длинном черном платье на тонюсеньких бретельках и что-то негромко напевала. Одна мелодия плавно перетекала в другую, умиротворяюще журча, словно вода в фонтане. Я замерла, околдованная.

Пианист, не переставая играть, повернулся лицом к публике… Себастьян!..

Так, значит, рояль в его кабинете не просто изящная декорация. Он умен, красив, обаятелен — и он музыкант. Все, смерть моя настала!

Между тем Себастьян, улыбаясь, помахал нам рукой.

Мы направились к столику у самого края сцены, где за чашкой кофе, с дымящейся сигаретой во рту, сидел погруженный в свои мысли Даниель. Он что-то черкал ручкой в затрепанном блокноте. Глубина его погружения была, очевидно, настолько велика, что наше появление прошло бы незамеченным, если бы Надя, в который раз опустив слова приветствия, не сказала стервозным голосом:

— Опять эта мымра здесь!

Даниель вскинул глаза, отнял от губ сигарету и, сверкнув великолепными ровными зубами, улыбнулся:

— Ты жуткая злюка. Не знаю, почему я так рад тебя видеть?

В следующую секунду он уже двигал стульями, усаживая нас за столик. Надя была галантно расцелована, а я заботливо допрошена на предмет состояния здоровья. Словом, летевшими от Даниеля искрами можно было разжигать костер.

— Черт побери! — прошептала Надя. — Он делает все, чтобы я не могла на него сердиться!

— А почему ты должна на него сердиться? — так же шепотом спросила я.

— Потому что только этого он и заслуживает! Впечатленная логикой этого высказывания, я на миг замолкла, но, вспомнив о длинноволосой блондинке, которую Надя, на мой взгляд, совершенно справедливо назвала мымрой, поинтересовалась, кто такая.

— Певица! — фыркнула Надя. — Эти двое от нее просто без ума. «Лилия!», «Лилечка!», «Невероятный вокал», «Тонкий вкус», «Редкое дарование»! И все в таком духе. Прыгают вокруг нее — смотреть тошно. А она себя чувствует королевой и не знает, кого из них выбрать… Чувырла! Как-нибудь я напьюсь и запущу в нее туфлей, помяни мое слово…

— Кого это ты собираешься уничтожить таким зверским способом? — спросил Даниель, пододвигая к нам бокалы с коктейлем невероятного зеленого цвета.

— Потом узнаешь! — пообещала Надя и подмигнула мне.

Даниель усмехнулся и пожал плечами.

Вскоре Себастьян и Мымра прервали совместное музицирование. Стиснув зубы, я наблюдала, как Себастьян первым спрыгнул вниз и протянул руку Мымре. Спустившись со сцены, Мымра не только не отпустила руку Себастьяна, но и нежно переплела свои пальцы с его, чему Себастьян и не подумал сопротивляться. После этого уютный зал клуба превратился в унылую забегаловку, полную омерзительных рож, физиономия ангела с чашей стала жутко несимпатичной, коктейль, прежде легкий и приятный на вкус, застрял у меня в горле, а мысль о метании туфель по движущейся мишени, сперва казавшаяся мне довольно экстравагантной, завладела мной с удивительной настойчивостью.