Разглядев при свете свечей лицо Пауля — опухшее, обезображенное ссадинами и кровоподтеками, — я негромко ахнула.
— Ничего, — холодно сказал Трефов. — Это сущие пустяки по сравнению с тем, что ждет вас обоих впереди.
После этих слов у меня появилось ощущение, будто я проглотила кусок льда размером с кулак.
— У вас было время, — продолжал между тем Трефов, — обсудить между собой ваше положение и хорошенько все обдумать. На первый раз я прощаю вам, моя сообразительная, но не слишком хитроумная гостья, ваш нелепый обман. Сейчас я вновь задаю вопрос, задаю обоим, задаю в последний раз. Где книга?
— Вопрос хороший. Но ответ вам ничего не даст.
Книгу вы все равно не получите, — хладнокровно сказал Пауль.
Почему-то его слова вызвали у меня жуткую ностальгию по дому. Как приятно лежать в ванне, наполненной горячей водой, и мечтать о любви, богатстве и славе! Представилось запотевшее зеркало, радужные мыльные пузыри, клубничный запах пены, теплый махровый халат… Воспоминания были так остры, что душа моя заныла, словно две гитары под окном.
— Откуда такая уверенность? — с усмешкой поинтересовался Трефов, проткнув Пауля ледяными зрачками.
— Ускользнув с помощью Марины из расставленной вами ловушки, я понял, что больше не смогу обеспечить сохранность книги и также не могу ее кому-нибудь передать. Так что вы напрасно решили, что я отдал ее Марине. Короче, я не мог допустить, чтобы книга попала к тем, кто хочет обратить ее силу во зло, и сделал то, о чем вам, наверное, будет не очень приятно услышать. — Пауль сделал паузу, а затем произнес: — Я ее сжег.
Несколько секунд Трефов стоял, словно оглушенный сильным ударом по голове, и, похоже, не вполне понимал, где он и что с ним происходит. Внезапно его стала бить крупная дрожь, взгляд из безжизненного сделался диким, глаза почти вылезли из орбит. Кривя бессловесный рот, он вскинул к лицу сведенные судорогой скрюченные пальцы. Перепугавшись до смерти, я тем не менее обнаружила способность довольно ясно мыслить и осторожно потянулась к одному из канделябров, прикидывая, насколько велики мои шансы оглушить Трефова, а потом при помощи горящей свечи пережечь связывавшую руки веревку.
Но Трефов слишком быстро пришел в себя. Распрямились пальцы, опустились руки, разгладилось лицо, и тихий зловещий голос сказал:
— Вы смышленый молодой человек. Кажется, у вас даже есть идеалы. Думаю, в последние минуты вашей жизни вам приятно будет осознавать, что вы не дали свершиться какому-то абстрактному злу. Но приятно ли вам будет знать, что своим прекраснодушием вы погубили ни в чем не повинного человека?.. Еще до наступления полуночи ваша приятельница будет мертва. Я убью вас после нее — специально для того, чтобы перед смертью вы корчились от угрызений совести, думая о том, как пролили ни в чем не повинную кровь…
— Вы просто маньяк… — бледнея, прошептал Пауль. — Вы сумасшедший.
В ответ ему раздался тихий клокочущий смех. Потеряв от ужаса дар речи, я смотрела на смеющегося Трефова, и разум отказывался верить, что слова: «Еще до наступления полуночи ваша приятельница будет мертва» — относятся ко мне.
Дверь снова открылась, и вошел тип с коронкой на клыке.
— Умник, отведи ее вниз, — приказал Трефов. — И начинай приготовления.
Внезапно Пауль вскочил и, выставив вперед голову, бросился на Трефова. Но эта последняя попытка сопротивления — без оружия, со скованными руками — была обречена на поражение. Один мощный удар — и Пауль молча свалился на пол, застыв без движения.
— Уроды! — У меня внезапно прорезался голос, но вряд ли это хоть чем-нибудь могло мне помочь. — Звери!
Клыкастый схватил меня за плечи и вытащил из кладовки. Я извивалась, как уж, и лягалась, как мустанг. Но все это, как, впрочем, и мои вопли, ему не слишком мешало. Он попросту вскинул меня на плечо, словно какой-то тюк, и понес дальше.
Висение вниз головой оказалось неприятным во всех отношениях, а главное — мешало видеть, куда меня тащат. Одна радость — думать о скорой смерти в таком положении было тоже как-то не с руки, поэтому, чтобы не терять понапрасну время, я истошно голосила, обрушивая на своих мучителей град ругательств, виртуозно умудряясь при этом не выходить за рамки цензурных выражений. Но очень скоро, использовав все, что могло прийти в мою перевернутую голову, включая устаревшие выражения «палачи» и «изверги», я стала повторяться и запинаться.
В тот момент, когда я вспомнила замечательное слово «христопродавцы» и собралась выкрикнуть его в адрес своих мучителей, меня скинули с плеча и поставили на пол.
Сохранить равновесие и удержаться на ногах после возвращения тела в вертикальное положение оказалось непросто. Шатаясь, я с неудовольствием созерцала зеленоватую муть в глазах и слушала звенящий шорох в ушах, а когда очухалась, обнаружила, что стою на дощатом полу перед внушительных размеров открытым двустворчатым люком. Вниз, откуда на меня пахнуло холодом и затхлой сыростью, вели крутые щербатые каменные ступени с пробивающимися из трещин кустиками жизнерадостно-зеленого мха.
Умник достал из кармана свечу и, чиркнув спичкой, зажег ее. Затем крепко схватил меня за правую руку выше локтя, и мы начали спускаться. Вряд ли у меня повернулся бы язык назвать Умника галантным кавалером, но его помощь при спуске была неоценима — если бы не его поддержка, я бы непременно споткнулась, свалилась вниз и что-нибудь себе сломала.
Пламя свечи колебалось от сквозняка, и по ступеням прыгали зловещие тени. От холода, сырости и страха у меня запершило в горле. Орать не хотелось совсем. Невидимые стены эхом отражали звук наших шагов.
Вскоре я ощутила под ногами земляной пол. Не могу сказать, что это внушило мне энтузиазм. В голове настойчиво звучала фраза: «И никто не узнает, где могилка моя».
Несмотря на то, что света от свечи было явно маловато, Умник превосходно ориентировался. Сделав несколько шагов, мы уперлись в стену подвала, выложенную, к моему изумлению, из крупных, грубо обтесанных серых валунов. В одну из щелей между ними было вделано массивное металлическое кольцо. Умник достал из кармана наручники, и через несколько секунд мои связанные руки оказались прикованными к стене. Странные люди, ей-богу, странные. Зачем было мучиться, связывать мои руки веревкой, если у них тут полно наручников?
Выполнив несложную операцию с наручниками, Умник оставил меня и вернулся к лестнице. Огонек свечи поплыл вверх и пропал из вида. Раздался грохот закрываемых створок, и я снова осталась в темноте, на сей раз совершенно одна.
Глава 33
ТЕ, КТО ШАГАЕТ ПО ЛЕСТНИЦЕ ИАКОВА
Придя в себя, Пауль с протяжным стоном пошевелил тяжело гудящей головой и начал медленно подниматься с пола. Неожиданно он замер.
В тонкой, словно шелковая нитка, еле заметной щели под дверью метнулись тени. Пауль услышал приглушенные голоса и сдавленный крик. Забыв про больную голову и ноющее тело, он вскочил на ноги.
И очень вовремя, потому что в этот миг дверь затрещала и, выворачивая петли и замки, упала на пол. Прямо по ней в комнату вошли двое. Часто моргая сощуренными глазами, Пауль с изумлением смотрел на неожиданных избавителей. Он сразу узнал их. Это были те самые мужчины, которых он видел по телевизору вместе с Мариной. Но изумило его не это, а то, что в темноте над макушками их голов он увидел едва заметное золотистое сияние.
— Ты Пауль? — спросил тот, что был повыше. Пауль молча кивнул.
— Где Марина? — нетерпеливо спросил второй.
— Не знаю, ее увели куда-то вниз. Наверное, в подвал.
Едва дослушав последние слова, незнакомцы ринулись прочь из комнаты. Пауль бросился за ними.
— Послушайте, может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?
— Оставайся здесь, но постарайся больше не попадать им в лапы, — бросил на бегу высокий.